Предыдущие
выпуски журнала

Рейпирентные подростки и виктимное поведение

Шигашов Д.Ю., Фесенко Ю.А. (Санкт-Петербург, Россия)

	Шигашов Дмитрий Юрьевич –  кандидат медицинских наук, главный врач СПб ГКУЗ «Центр восстановительного лечения «Детская психиатрия» имени С.С. Мнухина»; Песочная наб., 4, Санкт-Петербург, 197346, Россия. E-mail: cvldp@metropost.ru
	Фесенко Юрий Анатольевич –  доктор медицинских наук, профессор кафедры клинической психологии; ГБОУ ВПО «Санкт-Петербургский государственный педиатрический медицинский университет» Минздрава России, Литовская ул., 2, Санкт-Петербург, 194100, Россия. Тел.: +7 (812) 596-34-00. E-mail: yaf1960@mail.ru

Аннотация. В статье рассматривается современное состояние проблемы насилия над детьми и подростками, его последствия для личностного развития молодого человека. Приводятся данные психологических исследований подростков, подвергшихся насилию, в которых рассмотрены вопросы личностной структуры, ее динамики под влиянием коррекции и оптимизации условий воспитания в семье, школе, других социальных институтах. Анализируется значение социальных факторов, ведущих к виктимному поведению. Представлены собственные, полученные в исследовании данные об особенностях поведения подростков, пострадавших от насилия, а также о семейных факторах (типы воспитания, социальный профиль семей) формирования виктимности подростков, освещены основные механизмы «виктимизирущего» воспитания. Обосновывается важность разработки теоретических и прикладных положений, определяющих психологическое изучение и коррекцию личности детей и подростков, подвергшихся насилию, для создания условий эффективной психологической профилактики и их психолого-педагогического сопровождения (Библиография: 33 ист.).

Ключевые слова: подростки; личностные особенности; воспитание; виктимность; насилие.

Ссылка для цитирования размещена в конце публикации.

Вопросы виктимного (victim (англ.) — жертва) поведения рейпирентных (подвергшихся какому-то насилию, в частности, сексуальному: rape (англ.) — изнасилование) становятся актуальной проблемой в связи с ростом количества детей и подростков, страдающих сегодня от негативных социальных явлений, в том числе и от насилия. Насилие все чаще происходит в семье, школе, других социальных институтах, в формальных и неформальных социальных группах.

Актуальность настоящего исследования обусловлена необходимостью изучения и коррекции особенностей психического развития лиц молодого возраста, чья «социальная ситуация развития», по Л.С. Выготскому [4], оказалась наиболее подверженной и способствующей формированию аномально-личностных новообразований, обусловленных влиянием физического и психического насилия. Изучение и коррекция аномально-личностных новообразований представляют собой интегрированный подход к сопровождению подростка в педагогической и клинико-психологической работе учреждений образования и здравоохранения. Целью настоящего исследования явилось изучение особенностей развития и поведения детей и подростков, подвергшихся насилию, с тем, чтобы повысить эффективность мер клинико-психологического и социально-педагогического сопровождения таких лиц в условиях профилактической работы, реабилитации и социальной адаптации на основе внедрения концептуальных положений о развитии формирования личности рейпирентных подростков и их виктимного поведения.

В истории отечественной и зарубежной психологии развития и психиатрии вопросам возникновения и профилактики аномально-личностных новообразований у детей и подростков, подвергшихся насилию, уделялось особое внимание [5; 10; 17; 20; 26]. Изучение особенностей проявления аномалий личности у виктимных подростков в детской и подростковой психиатрии рассматривается в аспекте клинических характеристик психического дизонтогенеза [6; 7; 8; 29; 33]. В психологических исследованиях рейпирентных подростков затрагиваются вопросы личностной структуры, ее динамики под влиянием коррекции и оптимизации условий воспитания в семье, школе, других социальных институтах ([11; 19; 24; 31] и др.). Взросление личности подрастающего человека на фоне пережитых фрустраций, конфликтных переживаний не исключает формирования аномально-личностных образований, требующих клинической и психолого-педагогической коррекции ([2; 3; 17; 18; 26] и др.).

Методологические исследования виктимности затрагивают психологические аспекты личности потерпевшего, особенности его поведения в конфликтной ситуации, формирующиеся при этом аномалии личности, вопросы лечения, психологической коррекции и профилактики рейпирентных подростков, помощь семье и школе в воспитании детей, подвергшихся насилию. В этой связи изучение факторов виктимности, условий воспитания становится предметом специальных психологических исследований.

Понятие «виктимность» и связанное с ним виктимное поведение, имеющее место у лиц, подвергшихся насилию, обусловливают необходимость более широкого изучения психологического состояния потерпевших, внутренних и внешних факторов, предиспонирующих проявлению виктимного поведения у детей и подростков. Само понятие «виктимность» относится к числу основных понятий, используемых в учении о жертве преступления ([1; 9; 12; 14] и др.). Фактически любое лицо, оказавшееся в ситуации потерпевшего, психологически переживает феномен насилия над собственной личностью, вследствие чего его поведение — как до возникновения насилия, так и после него — может выступать предметом исследования различных специалистов — юристов, психологов, педагогов, врачей-психиатров и др. С юридической точки зрения, фабула правонарушения с проявлением насилия, поведение потерпевшего содержат в себе совокупность признаков, позволяющих правонарушителю реализовать насилие для удовлетворения намеченной цели преступления. Иными словами, как отмечает Л.В. Франк, виктимность — это реализованная преступным актом «предрасположенность» потерпевшего стать таковым, то есть «способность стать при определенных обстоятельствах жертвой преступления» или неспособность избежать опасности там, где она объективно могла быть предотвратима [14, с. 22]. На эту особенность виктимности указывает В.И. Полубинский, определяя ее как индивидуальное «свойство данного человека, обусловленное его социальными, психологическими или биофизическими качествами (либо их совокупностью), способствующее в определенной жизненной ситуации формированию условий, при которых возникает возможность причинения ему вреда противоправными действиями» [12, с. 32–33]. Следовательно, понятие «виктимность» включает в себя сочетание индивидуально-личностных и средовых компонентов в поведении потенциального потерпевшего, что указывает на характер индивидуальной виктимности. В каждом конкретном случае тот или иной субъект криминального деликта становится способным оказаться в роли жертвы преступления, где влияние средовых и его личностных свойств могут выступать причинно-следственными факторами, и наоборот.

Исследование виктимности требует подхода и с точки зрения психологии, чтобы получить ответ на основной вопрос, стоящий перед виктимологией: почему именно этот человек или эта категория людей становится жертвой преступлений? Для этого потребуется установить, в какой мере волевые, эмоциональные и другие психологические и социальные процессы, а также черты личности влияют на степень виктимности тех или иных лиц, как эти черты проявляются в критических ситуациях, почему при сходных обстоятельствах одни так легко становятся жертвами мошенничества, изнасилования, грабежа, а другие благополучно минуют опасность. Таким образом, виктимология призвана обнаружить те критерии, которые облегчили бы распознание «потенциальной» жертвы задолго до того, как она может ею стать. Это, в свою очередь, дало бы возможность снизить виктимность как явление.

Бихевиоральные особенности виктимности преимущественно складываются из непреднамеренно способствующих действий пострадавших. Они характеризуются способствующими действиями жертв, за которыми не лежит намерения испытать в отношении себя сексуальное насилие. По данным J. Briere, поведенческие особенности, повышающие риск насилия, наблюдаются у 59—70 % пострадавших [25].

В период с 2009 по 2015 годы нами было исследовано 350 подростков, подвергшихся сексуальному насилию. Наряду с психогенными реакциями, у 73 % подростков, пострадавших от насилия, выявлялись особенности поведения, которые можно охарактеризовать как условно-подчиняемый и условно-провоцирующий типы. Поведение ряда подростков можно было охарактеризовать как сопротивление, адекватное ситуации.

Условно-провоцирующий тип включал 47 % пострадавших. Данный тип характеризуется повышенной способностью привлекать внимание лиц, склонных к агрессии. Характерологическая особенность таких личностей — придавать своим поступкам чрезмерную эмоциональную окраску — создает у окружающих впечатление эксцентричного, провоцирующего поведения. Нередко, не распознав агрессивных намерений посягателя, такие девушки легко идут на контакт, в процессе которого употребляют алкоголь и другие токсические вещества (наркотики). Зачастую образ жизни подобных подростков принимает характер постоянного и беззаботного поиска развлечений. Общительность и увеличение контактов с противоположным полом у этих лиц сопровождается или ни к чему не обязывающим с их стороны флиртом, или принятием ухаживаний и знаков внимания. В ряде случаев насилие над лицами с подобным типом поведения обусловлено тем, что они привлекают к себе внимание окружающих в местах с криминогенной обстановкой. Стремление к времяпрепровождению в ночных клубах, компаниях с преступной репутацией и т.п. приобретает характер азартного хобби. Поведение пострадавших с условно-провоцирующим типом поведения, по сути, ничем не отличается от общего агрессивного рисунка поведения представителей данных субкультур, однако индивидуальные особенности потенциальных жертв насилия (ранний возраст, нестандартные внешние данные, эгоцентричный характер, физическая слабость, альтруистические установки и пр.) отделяют их от «толпы» и не позволяют им быть рядовыми выразителями «общего зла». В то время, когда их поведение не укладывается в общие рамки, они моментально становятся «чужими» для коллектива, который вымещает на них нереализованную злость. Личностная оценка насилия пострадавшими: оно воспринимается ими как ситуация, способная повлиять на их благополучие, драматизируется, сопровождается дисфорическими и гневными реакциями.

Условно-подчиняемый тип наблюдался у 26 % пострадавших. Это такой тип поведения, который характеризуется повышенной уступчивостью пострадавших побуждениям окружающих. В ситуации насилия пострадавшие с условно-подчиняемым типом поведения проявляют чрезмерную покорность, без возражения исполняют все требования посягателя. Такие астенические личностные проявления, как нерешительность, доверчивость, пугливость, дефензивность, не позволяют пострадавшим противостоять императивным действиям посторонних. При условно-подчиняемом типе поведения насилию часто предшествует эпизод предварительного знакомства с посягателем. После пережитого насилия пострадавшие также достаточно часто продолжают общение с посягателем и подвергаются повторному насилию. Кратковременное знакомство с посягателем при условно-подчиняемом типе поведения наблюдается почти в половине случаев, предшествующих насилию, и чуть менее одной трети (28 %) пострадавших этой группы подвергается повторному насилию.

В ряде случаев, особенно при домашнем насилии, посягающая сторона создает обстановку систематических и постоянных наказаний. На этом фоне пострадавшая сторона воспринимает эксцессы, связанные с сексуальным насилием, с некоторым облегчением, так как после содеянного негативное внимание со стороны посягателя временно ослабевает.

Характерно, что при возникновении возможности предотвращения насилия (особенно при однократном насилии незнакомым посягателем) пострадавшие часто находятся в состоянии тревожно-фобического оцепенения (которое, по сути, является психологическим коррелятом «реакции мнимой смерти» Э. Кречмера) и не проявляют при этом никаких адекватно защитных действий.

Адекватно-сопротивляющийся тип (26 %) характеризуется использованием максимально возможных способов предотвращения насилия. Насилие практически всегда происходит при случайных обстоятельствах. Отметим, что в группе адекватно-сопротивлявшихся не наблюдается случаев совместного употребления психоактивных веществ с посягателем, и практически отсутствует предварительное знакомство с преступником. Число обращений представителей этой группы в правоохранительные органы более чем в восемь раз превышает таковое среди личностей с условно-провоцирующим и условно-подчиняемым типом поведения. У таких пострадавших в значительно меньшей степени наблюдаются психические расстройства, они чаще занимают социально активную позицию и добиваются наказания преступников, совершивших насилие, через уголовно-исполнительную систему.

Таким образом, характерными поведенческими особенностями пострадавших, способствующими совершению над ними преступления, являются: повышенная уступчивость к императивным действиям окружающих и чрезмерная доверчивость и экспрессивность поведения при реализации лидерских установок. Прогностическая реакция личности выражается в неспособности вовремя распознать преступные намерения и оказать адекватное сопротивление посягателю. Данные поведенческие особенности закономерно вытекают из особенностей характера, являются прямым следствием неправильного воспитания.

Семейные факторы формирования виктимности подростков, психосоциальные и объективно-психологические характеристики семей подростков, подвергшихся сексуальному насилию, довольно широко представлены в научной литературе. В семьях, имеющих высокие показатели жестокости по отношению к детям, наблюдается дефицит нравственности отношений между полами, и присутствует высокая вероятность сексуального насилия [16; 30]. Дети, воспитывающиеся в подобных семьях, часто становятся жертвами сексуальных преступлений. В качестве причины возникновения насилия [13; 22; 23; 24] выделяют не только безнравственность и асоциальность родителей, но и клинически выраженные личностные «аномалии» в виде высоких показателей жестокости, гнева, раздражительности, прослеживающихся в одной семье на протяжении нескольких поколений. Изучение семейных отношений подростков показало влияние нарушений в воспитании на формирование виктимных качеств. Считается, что особенности взаимоотношений в асоциальных семьях создают особую «виктимологическую ситуацию», при которой подростки оказываются в группе риска по претерпеванию насилия. Наши исследования показали влияние нарушений семейного воспитания на формирование виктимных качеств подростков, пострадавших от внесемейного насилия [17; 18; 19].

С помощью опросника АСВ («Анализ семейных взаимоотношений»), разработанного в 1987 году Э.Г. Эйдемиллером и В.В. Юстицкисом [23], нами изучались типы нарушений воспитания и виктимологические характеристики поведения подростков. За указанный выше период было обследовано 125 семей девушек в возрасте 16 ± 4,3 лет подвергшихся внесемейному сексуальному насилию. Контрольная группа составила 60 семей девушек подросткового возраста (15 ± 5,1 лет).

Нарушения в воспитании не определялись в 83,3 % случаев в контрольной группе и в 48 % — в основной, то есть нарушения в воспитания в основной группе определяются более чем у половины пострадавших (52 %). Потворствующая гиперпротекция в семьях подвергшихся насилию подростков почти в три раза превышает таковую в семьях контрольной группы (28 % и 6,67 %). Процентные показатели доминирующей гиперпротекции в основной группе более чем в два с половиной раза превышают аналогичные показатели в контрольной группе. Гипопротекция в основной группе также превышает аналогичные показатели в контрольной (6,67 % к 3,33 %).

Социальный профиль семей основной группы характеризовался тем, что 25,7 % семей оказались неполными (из них в 32 семьях отсутствовал отец, в 8 семьях — мать, в остальных случаях отсутствовали оба родителя). В 6,8 % семей воспитание осуществлялось кем-то из близких родственников (тетя, бабушка). Около 40 % семей основной группы существовали в условиях хронического семейного конфликта. В них отмечались отягощенность бытовым пьянством и криминальным опытом одного или обоих родителей или наследственная отягощенность по психоневрологическим заболеваниям (8 семей). В этих семьях чаще всего выявлялись нарушенные типы воспитания.

Примечательно, что среди пострадавших от внесемейного сексуального насилия не встречалось нарушений воспитания по типу повышенной моральной ответственности и жестокого обращения. По-видимому, для подростков из семей с жестоким обращением возможные агрессивные намерения становятся легко осознаваемыми. Эти подростки быстро распознают угрозу насилия и своевременно предпринимают попытки по ее предотвращению. Повышенная моральная ответственность также практически не встречается в группе сексуально-виктимизированных подростков. Вероятно, в результате этого типа воспитания агрессия и принуждение воспринимаются подростками негативно потому, что они имеют четкие представления об обстоятельствах насилия и его последствиях.

Остановимся вкратце на механизмах «виктимизирущего» воспитания. Одним из самых значимых является вопрос, насколько родительское принуждение и другие методы воспитания могут отражаться на развитии специфических черт характера подростков, впоследствии подвергшихся насилию. В какой степени и какая неадекватность воспитания влияет на предрасположенность к насилию, а не на развитие девиантного поведения или, скажем, на предрасположенность к злоупотреблению наркотиками? Заметим, что в работе с отдельными пострадавшими мы наблюдали весь спектр поведенческих нарушений, и в основе их лежали не только семейные проблемы, но средовые факторы и индивидуально-биологические особенности. Отвечая на поставленные вопросы, остановимся на том, что на формирование виктимологических черт характера должны влиять специфические особенности родительского воспитания в рамках хронического семейного конфликта. Показательным в данном случае является неадекватное родительское принуждение при доминирующей гиперпротекции. Родители в данном случае необоснованно используют принуждение для реализации собственных директив ребенку. Они принуждают его к исполнению тех обязательств, которые ребенок способен выполнять самостоятельно [16; 27].

Психологическое воздействие родительского принуждения часто реализуется через повторные упреки, особенно когда авторитарный родитель, чувствуя, что подросток взрослеет и становится независимым, умышленно ослабляет над ним контроль, чтобы потом использовать в качестве причины упреков подростку его незрелые поступки. Таким образом, авторитарный родитель возвращает себе позицию доминирования и лидерства, вызывая у подростка чувство несостоятельности и подчиненности. Наибольшее значение здесь имеют следующие факторы: а) чрезмерность требований и запретов, б) расширение сферы родительских чувств, в) предпочтение в подростке инфантильных качеств.

Использование принципа принуждения в сочетании с отдельными проявлениями попустительства и игнорирования воспитывает у подростка низкую способность к адекватной оценке принуждения и агрессии со стороны окружающих. Лица, способные вызывать у подростка эмоциональное напряжение, неосознанно идеализируются и идентифицируются с родителями. Императивные вмешательства посторонних воспринимаются подростками без критики и сопротивления, что и характеризует их способность становиться жертвами преступления.

В других случаях негативной особенностью родительского воспитания является необоснованное потворство подростку. Рассмотрим данный фактор на примере стиля воспитания по типу потворствующей гиперпротекции. Родители активно вмешиваются в намерения дочери или сына, не позволяя им в полной мере сформировать более зрелый в психологическом отношении стиль поведения. Своими действиями они предваряют получение подростком намеченных результатов, не позволяя ему применить какие-либо усилия к достижению этих результатов. Родители в зависимости от их материальных и физических возможностей быстро и точно определяют запросы сына или дочери и без какой-либо критической оценки стремятся реализовать их. Причем масштабы родительского потворства зачастую распространяются на весь спектр требований подростка. С другой стороны, родители используют собственные представления о субъективных целях подростка. Они, игнорируя его индивидуальность, предоставляют уже готовые стереотипы поступков и суждений, обеспечивают его материальными благами и ценностями, значимость которых подросток не может оценить в силу возраста.

Наибольшую важность в формировании виктимологических качеств имеют следующие индивидуально-поведенческие особенности родителей: а) фобия утраты ребенка; б) минимальность родительских санкций.

Сформированное в данных условиях представление собственной исключительности и легкой доступности желаемого побуждает взрослеющего подростка к вынесению требований и запросов за пределы семьи. Поведение в ситуации насилия в целом выражает его отношение к референтной группе. Развитое на примере родительского воспитания чувство вседозволенности проецируется на других актуальных членов социума. Контакты с посторонними лицами, интересующими подростка, инфантильно идеализируются. Создается неправильное представление о попустительствующем поведении со стороны окружающих. Подросток надеется на достижение поставленных задач не по средствам собственных произвольных действий, а за счет попустительства окружающих. Он рассчитывает, что, привлекая внимание к собственной личности, добьется расположения окружающих и получит необходимые поблажки. В данном контексте его ожидания и требования к окружающим не позволяют ему адекватно оценивать первоначальные преступные намерения посягателя. На этапе знакомства с преступником подросток не удивляется тем «подаркам», которые получает от него, а саму личность преступника воспринимает без критики (по аналогии с родительской).

Еще одним отрицательным фактором воспитания является игнорирование подростка. В родительском воспитании по типу гипопротекции игнорирование складывается из демонстративного отказа во внимании с предпочтением подростку другого ребенка данной семьи (в редких случаях — взрослого) и равнодушного пренебрежения самого существования подростка (ребенка). Демонстративный отказ во внимании базируется на стремлении родителей отказаться от собственных нежелательных качеств. Неосознанно родители наделяют подростка негативными чертами, свойственными их собственной личности. В этом случае сущность родительского поведения приближается к таковой при использовании принуждения, которое также лишает подростка действительно необходимой заботы, однако стиль родительского поведения при демонстративном отказе во внимании заключается в полном игнорировании запросов и интересов подростка. Равнодушие и пренебрежение как составляющие черты игнорирования часто являются следствием неразвитости или деградации родительских чувств по отношению к подростку. Лишь иногда родители обращают внимание на его потребности, применяя к нему неадекватную физическую жестокость или оскорбления.

В результате всех этих типов воспитания у подростка и формируются виктимные свойства. Данные экспериментально-психологического исследования семейных отношений подростков показывают достоверные различия нарушений воспитания в семьях подростков, оказавшихся жертвой внесемейного насилия, и в семьях контрольной группы. В результате нарушений воспитания в обследованных семьях подростков, жертв внесемейного насилия, у них формируется дисбаланс межличностной коммуникации. Акцент на трансферентную предрасположенность к принуждению при вхождении подростка в социум обусловливает у него виктимные особенности поведения [22; 28].

Таким образом, разработка теоретических и прикладных положений, определяющих психологическое изучение и коррекцию личности детей и подростков, подвергшихся насилию, создание условий, обеспечивающих эффективную психологическую профилактику аномально-личностных новообразований, формирующихся вследствие перенесенной виктимологической ситуации, психолого-педагогическое сопровождение рейпирентных подростков на различных этапах обучения и воспитания в семье, школе, других социальных институтах являются важнейшими задачами в сегодняшних условиях, когда государством предпринимаются все более решительные шаги для профилактики и предотвращения асоциальных явлений в молодежной среде.

Литература

1.   Анисимов А.И., Матусевич М.С., Шатровой О.В. Виктимная психология. Системно-деятельностный подход к обнаружению аверсивного стимула: монография. – СПб.: Изд-во РГПУ им. А.И. Герцена, 2013. – 242 с.

2.   Бадмаева В.Д. Последствия сексуального насилия у детей и подростков // Журн. неврологии и психиатрии имени С.С. Корсакова. – 2009. – Т. 109, № 12. – С. 34–37.

3.   Братусь Б.С. Аномалии личности. – М.: Мысль, 1988. – 301 с.

4.   Выготский Л.С. Собрание сочинений. – М.: Педагогика, 1983. – Т. 3. – 366 с.

5.   Голубенков С.А., Малахов Н.В., Урываев В.А. Дети – жертвы сексуального насилия: опыт разработки скрининговой методики медико-психологической характеристики личности // Дети России: насилие и защита: мат. Всеросс. научно-практ. конф. 1–3 окт. 1997. – М., 1997. – С. 75–76.

6.   Крайг Г. (G. Craig) Психология развития. – СПб.: Питер, 2000. – 992 с.

7.   Личко А.Е. Психопатии и акцентуации характера у подростков. – Л.: Медицина, 1983. – 255 с.

8.   Мамайчук И.И. Психология дизонтогенеза и основы психокоррекции. – СПб.: Изд-во СпбГУ, 2000. – 168 с.

9.   Матусевич А.М., Кубышко Л.В. Психологические аспекты виктимности // Молодой ученый. – 2014. – № 8(67). – С. 924–927.

10.   Николаева Ю.В. Виктимологические аспекты профилактики преступлений в отношении несовершеннолетних // Адвокат. – 2007. – № 7. – С. 62–76.

11.   Платонова Н.М. Насилие в семье: особенности психологической реабилитации / под ред. Н.М. Платоновой, Ю.П. Платонова. – СПб.: Речь, 2004. – 153 с.

12.   Полубинский В.И. Криминальная виктимология: монография. – М.: Всерос. науч.-исслед. ин-т, 2008. – 208 с.

13.   Сатир В. (Satir V.) Вы и ваша семья. – М.: Апрель-Пресс, 2007. – 288 с.

14.   Франк Л.В. Потерпевшие от преступления и проблемы советской виктимологии. – Душанбе: Ирфон, 1977. – 237 с.

15.   Шигашов Д.Ю. Виктимность. Особенности виктимизирующего воспитания. Психотерапевтическая помощь подросткам, потерпевшим сексуальное насилие // Сексуальное насилие у подростков. – СПб., 1997. – С. 46–54.

16.   Шигашов Д.Ю. Психические нарушения у девочек-подростков, пострадавших от рейпиренции (сексуального насилия): автореф. дис. … канд. мед. наук. – СПб., 2005. – 44 с.

17.   Шигашов Д.Ю. Сексуальное насилие: социальные и нравственные последствия для пострадавших детей // Актуальные вопросы коррекционной педагогики, специальной психологии и детской психиатрии: материалы международной научной конференции 22–23 апреля 2009 г. – СПб., 2009. – С. 497–501.

18.   Шигашов Д.Ю. Реабилитация детей и подростков, пострадавших от сексуального насилия. – СПб.: Наука и Техника, 2010. – 240 с.

19.   Шигашов Д.Ю. Предиспонирующие факторы в развитии виктимного поведения подростков при насилии в семье // Вестник ЛГУ им. А.С. Пушкина. – 2013. – Т. 5 (Психология). – № 3. – С. 105–111.

20.   Шигашов Д.Ю. Условия семейного воспитания в развитии и коррекции виктимного поведения у детей и подростков // Вестник ЛГУ имени А.С. Пушкина. – 2014. – Т. 5, № 1. – С. 112–124.

21.   Шигашов Д.Ю., Фесенко Ю.А. Механизмы виктимизирующего воспитания. – Вестник ЛГУ им. А.С. Пушкина, 2012. – Т. 5. – № 1. – С. 48–54.

22.   Шигашов Д.Ю., Худик В.А., Фесенко Ю.А. Проблема изучения и коррекции аномально-личностных новообразований у рейпирентных подростков // Специальное образование: материалы IX Международной научной конференции. – СПб.: ЛГУ имени А.С. Пушкина, 2013. – С. 399–402.

23.   Эйдемиллер Э.Г., Добряков И.В., Никольская И.М. Семейный диагноз и семейная психотерапия: учебное пособие для врачей и психологов. – 2-е изд., испр. и доп. – СПб.: Речь, 2006. – 352 с.

24.   Эйдемиллер Э.Г., Юстицкий В.В. Семейная психотерапия. – Л., Медицина, 1990. – 192 с.

25.   Adolescent violence perpetration: Associations with multiple types of adverse childhood experiences / N.N. Duke, S.L. Pettingell, B.J. McMorris [et al.] // Pediatrics. – 2010. – Vol. 125, № 4. – P. 778–786.

26.   Briere J. Methodological Issues in the Study of sexual Abuse Effects // J Consult Clin Psychol., 1992. – Vol. 60, № 2. – P. 196–203.

27.   Context Matters: The Benefits and Costs of Expressing Positive Emotion Among Survivors of Childhood Sexual Abuse / G.A. Bonanno, D.M. Colak, D. Keltner [et al.] // Emotion. – 2007. – Vol. 7, № 4. – P. 824–837.

28.   Dissociative Symptoms as a Consequence of Traumatic Experiences: The Long-term Effects of Childhood Sexual Abuse / A. Gaon, Z. Kaplan, T. Dwolatzky [et al.] // Isr J Psychiatry Relat Sci. – 2013. – Vol. 50, № 1. – P. 17–23.

29.   Implementing Trauma-Focused CBT With Fidelity and Flexibility: A Family Case Study / P.K. Kerig, H.E. Sink, R.E. Cuellar [et al.] // Journal of Clinical Child & Adolescent Psychology. – 2010. – Vol. 39, № 5. – P. 713–722.

30.   Lamers-Winkelman F., Willemen A.M., Visser M. Adverse Childhood Experiences of referred children exposed to Intimate Partner Violence: Consequences for their wellbeing // Child Abuse & Neglect. – 2012. – Vol. 36, № 2. – P. 166–179.

31.   Polyvictimization, childhood victimization, and psychological distress in college women / J.M. Richmond, A.N. Elliott, T.W. Pierce [et al.] // Child Maltreatment. – 2009. – Vol. 14, № 2. – P. 127–147.

32.   Sharaf A.Y., Thompson E.A., Walsh E. Protective effects of self-esteem and family support on suicide risk behaviors among at-risk adolescents // Journal of Child and Adolescent Psychiatric Nursing. – 2009. –  Vol. 22, № 3. – P. 160–168.

33.   Treatment of posttraumatic stress disorder in rape victims: A comparison between cognitive-behavioral procedures and counseling / E.B. Foa, B.O. Rothbaum, D.S. Riggs [et al.] // J. Consult. Clin. Psychol. – 1991. – Vol. 59, № 5. – P. 715–723.

Ссылка для цитирования

УДК 159.922 – 053.7

Шигашов Д.Ю., Фесенко Ю.А. Рейпирентные подростки и виктимное поведение // Клиническая и медицинская психология: исследования, обучение, практика: электрон. науч. журн. – 2016. – N 4 (14) [Электронный ресурс]. – URL: http://medpsy.ru/climp (дата обращения: чч.мм.гггг).

Все элементы описания необходимы и соответствуют ГОСТ Р 7.0.5-2008 "Библиографическая ссылка" (введен в действие 01.01.2009). Дата обращения [в формате число-месяц-год = чч.мм.гггг] – дата, когда вы обращались к документу и он был доступен.

Выпуск № 21

Мартюшева В. (Украина) Чудо в хосписе

Максимова Е. (Украина) Самоубийство как ответ человека на вызовы бытия в условиях сужения видения жизненного пространства