Мышление (начало)

 

«Мышление и ощущение. Мышление представляет высшую форму отражения мира.

Различные идеалистические школы в философии и психо­логии отрицают зависимость мышления от ощущения и вос­приятия. В некоторых капиталистических странах, особенно в ФРГ, развиваются идеи так называемой парапсихологии, т.е. антинаучной психологии внечувственного познания, передачи мыслей от человека к человеку без участия органов чувств. Ложными являются, как попытки оторвать познание от чувст­венной его стороны, так и попытки свести познание к этой его стороне. В познании человека ощущение и восприятие едины с мышлением. Мышление – обобщенное  познание действительности, в котором важнейшее значение имеет слово, речь.

Если обратиться к практике врача, то нельзя не отметить, что врач, например, воспринимает при помощи зрительного анализатора изменения склеры у больного, при помощи так­тильного анализатора – увеличенную селезенку; в микроскопе он может увидеть плазмодий малярии. Но только в мысли врач может обобщить эти и другие симптомы и поставить диаг­ноз малярии. Мало того, само восприятие, отмечающее увели­чение селезенки и наличие плазмодия в крови больного, явилось результатом анализа и синтеза, мысли – гипотезы врача, основанной на анамнестических данных о том, что здесь возмож­на малярия, мысли, обобщающей опыт медицины и опыт врача, его теоретические знания, запечатленные как в речи, так и в образных представлениях.

Аналогично тому, что было сказано о роли зрения и осяза­ния для познавательной деятельности врача, можно сказать о значении для врача слуха (аускультация), обоняния (запах

ацетона, гнили и пр.), вкуса (особенно в санитарно-гигиенической работе).

Мышление – процесс опосредованного и обобщенного отра­жения действительности с ее связями и отношениями, с ее закономерностями. Мышление познает не только форму, но и содержание, значение и смысл воспринимаемого, не только внешние особенности, но и внутренние, скрытые для непосред­ственного познания, для ощущения и чувственного представле­ния, особенности предметов и явлений. Мышление способно познавать также предметы и явления, никогда еще не бывшие объектом ощущения и восприятия человека.

В. И. Ленин писал: «Представление ближе к реальности, чем мышление? И да и нет. Представление не может схватить движения в целом, например, не схватывает движения с бы­стротой 300000 км в 1 секунду¹⁰⁰, а мышление схватывает и должно схватить» (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., изд. 5, т: 29, 1963, стр. 209. (В примечаниях к тóму значится: «¹⁰⁰ То есть скорость света – предель­ную скорость любого возможного движения».).

Именно поэтому человек может познавать не только настоя­щее, но и будущее и прошедшее, строить гипотезы и обеспечи­вать их проверку. Ощущения, восприятия, представления, мысли составляют неразрывные звенья познавательного процесса, еди­ную систему, в которой исходным является чувственное познание. Ощущая, воспринимая, представляя нечто, человек мыслит. Мышление направляет ощущение, создает для него условия, расширяет его возможности, преобразует его, открывает для познания новые возможности.

В.И. Ленин писал: «От живого созерцания к абстрактному мышлению и от него к практике – таков диалектический путь познания истины, познания объективной реальности» (В. И. Ленин. Там же, стр. 152-153.).

В другом месте В.И. Ленин писал: «Мышление, восходя от конкретного к абстрактному, не отходит – если оно правиль­ное (...) – от истины, а подходит к ней. Абстракция материи, закона природы, абстракция стоимости и т. д., одним словом, все научные (правильные, серьезные, не вздорные) абстракции отражают природу глубже, вернее,  полнее» (В.И. Ленин. Полн. собр. соч., изд. 5, т. 29, 1963, стр. 152.).

Мышление может приводить и к неполному или ошибочному отражению действительности. Но практика, практическая дея­тельность людей – надежное средство проверки правильности отражения мира. Конечно, должно учитывать, что практика исторически развивается. Врачебная практика, врачебный опыт, в частности, также накапливается, развивается и оцени­вается в соответствии с историческими условиями. В мышлении некоторых больных, особенно страдающих шизофренией, отмечаются в резко выраженной патологической форме абстрак­ции, уводящие от реальности.

И.П. Павлов подошел к физиологическому объяснению мышления в высказываниях о второй сигнальной системе в ее связи с первой.

Возникновение и развитие мышления. Процессы восприя­тия и ощущения, являясь функцией мозга в целом, все же всегда обнаруживают решающую зависимость от того или иного ана­лизатора с его центральной частью в головном мозгу. Процесс мышления несравненно меньше зависит от отдельных участков мозга.

Идеалисты развивали и развивают идеи о мышлении, не зависящем от мозга. Известный французский философ-идеа­лист Bergson утверждал, что мозг является не органом мышле­ния, а лишь своего рода инструментом, посредством которого мышление влияет на действия.

Как в истории человечества, так и в процессе развития пси­хики ребенка, мышление формируется в действиях, оперирую­щих предметами и имеющих своими конечными результатами также материальные предметы. Процессы чувственного отра­жения неразрывно связаны у человека с абстрактным мышле­нием и вместе с ним развиваются.

С развитием форм труда, психики и речи постепенно разви­вается мышление, участвующее в процессе речевого общения, а дальше развиваются мыслительные в узком смысле процессы, осуществляющиеся в мыслительных внутренних актах, опери­рующих внутренней речью, понятиями и представлениями, имеющие перед собой задачу, которую следует решить.

Развитие мозга у человека создает предпосылки развития у индивидуума мышления со всеми его особенностями, прису­щими определенной исторической эпохе и соответствующими индивидуальными условиями развития в определенной соци­альной среде.

Мышление – продукт общественного развития, но индиви­дуальное развитие мышления, его особенности вместе с тем зависят и от особенностей организма, состояния головного мозга и его функциональных возможностей.

Язык – средство выражения мысли и форма существова­ния мысли. Среди предпосылок и условий развития мышления велико значение уровня развития речи. Приобретая опыт и обучаясь в своем общественном бытии, в процессе трудовой деятельности, в школе, здоровый человек беспрерывно разви­вает свое мышление и повышает его уровень. На более же вы­соком уровне мышления и сознания человек иначе распоряжа­ется накопленным опытом, перестраивает образовавшиеся в прежнем опыте представления и понятия, по-новому накапливает дальнейший опыт и по-новому мыслит.

Болезненные нарушения психики не просто уменьшают ко­личество понятий, представлений и ассоциаций, а качественно изменяют характер временных связей и соотношение между ними, меняют мышление в целом, меняют мыслящую личность.

Мышление под влиянием болезни может приобрести черты, в какой-то мере делающие его внешне сходным (но далеко не тождественным) с мышлением детей или даже людей, живших в ранние исторические эпохи. Это приводит некоторых зару­бежных авторов (Storch и др.) к ошибочному отождествлению патологического мышления с детским или даже архаическим, т. е. мышлением людей древней эпохи. Само понятие архаиче­ского мышления в этих работах весьма далеко от научного. Например, один из сторонников такой концепции известный французский психиатр Еу писал о мышлении больного шизо­френией, что «дискордантность (так французские авторы обычно определяют основные черты мышления больных шизофре­нией – разорванность и пр.) это возврат к архаической пси­хике». И бред при шизофрении отождествляется авторами этого направления с мышлением человека на ранней стадии исторического развития. Непонятно, как могло бы человечество при наличии у него бредового мышления выжить и постепенно овладеть природой, построить человеческое общество.

Изменения мышления больного это не возврат к прошлому. Болезнь вносит в мышление качественные изменения, отличаю­щие его от мышления при здоровом мозге, на любой стадии развития отдельного человека и человечества. Ряд особенно­стей мышления больного определяются преморбидным уровнем развития его мышления.

На разных этапах индивидуального развития мышления в нем сочетаются продуктивные и репродуктивные процессы. В зависимости от того, например, насколько усвоил человек все арифметические правила сложения, насколько он запомнил, какие суммы получаются при сложении чисел, соответствую­щий мыслительный процесс становится почти целиком репро­дуктивным или включает в небольшой мере и продуктивные элементы.

В связи с развитием кибернетики получило большое распространение понятие   эвристического (близкого  к понятию творческого) мышления, еще недостаточно научно раскрытое.

В процессе развития мышления у ребенка в неразрывной связи с практическими действиями (А.Н. Леонтьев, П.Я. Галь­перин и др.) осуществляются и впервые абстракции и обобще­ния. Эти обобщения лишь в дальнейшем превращаются в под­линные понятия, с выделением в обобщаемых предметах не случайных для них внешних признаков, а существенных при­знаков, на основе которых происходит обобщение. Такого рода обобщения начинают возникать у здоровых, нормально разви­вающихся детей уже в дошкольном возрасте.

Мышление ребенка на ранних этапах его развития не мо­жет строиться, как планомерный, логически, последовательно развивающийся процесс. Оно в раннем возрасте особенно тесно связано с восприятием  (наглядно-чувственное мышление). Лишь в возрасте 6-7 лет дети становятся способными плани­ровать в речи свои несложные действия. Дошкольник в основ­ном мыслит, действуя. Весьма постепенно развивается у детей вместе с развитием у них речи способность правильного суж­дения, пользование абстракциями. Серьезный перелом в мышлении ребенка происходит с поступлением в школу. В школе ребенок становится перед новыми для него задачами и в связи с этим у него возникают новые формы мыслительной деятель­ности, целенаправленной и активной, контролируемой им по ее результатам. Значительно меняется и совершенствуется мыш­ление в подростковом возрасте.

Нарушение правильного развития мышления, отставание от сверстников, неспособность или снижение способности к развитию мышления в соответствии с постепенно возрастаю­щими требованиями школы (и до школы) и развивающимися формами жизни вне школы заставляют врача и педагога пред­полагать наличие патологии интеллектуального развития ре­бенка.

Патология развития мышления может наблюдаться при различных формах олигофрении, при различных более поздно возникших заболеваниях.

Значительная и мало преодолимая форма неприспособлен­ности к требованиям нормальной школы приводит в ряде слу­чаев к необходимости помещения детей в специальные школы или в более легких случаях к оказанию серьезной помощи ре­бенку дома при отставании его в нормальной школе. В реше­нии этих вопросов должен принимать ответственное участие врач.

Наряду с олигофренией и другими органически обусловлен­ными нарушениями интеллектуального развития, клиника вы­деляет у детей так называемые задержки развития. Для них характерны черты инфантилизма, в норме присущие детям значительно более раннего возраста. При задержке развития мышление не достигает уровня развития детей того же возраста, и эти дети отличаются чертами, не столько патологиче­ского мышления, как это бывает у олигофренов и других боль­ных детей, сколько чертами, близкими к чертам мышления здоровых детей более раннего возраста.

Патологические формы мышления. Среди них следует раз­личать олигофрении, деменции, бредовое мышление, астени­ческое мышление и пр. Об олигофрении говорилось выше.

Деменция в отличие от олигофрении определяется, как сла­боумие, вызванное влиянием патогенных факторов, воздейст­вовавших на организм в более поздних периодах жизни. В основе различных видов деменции лежат деструктивные про­цессы в головном мозгу.

Не останавливаясь на всех видах деменции, отметим особо «постинсультную» деменцию, при которой отмечаются прояв­ления очаговой патологии (Е.С. Авербух, Б.А. Лебедев) и деменции старческого возраста с выраженной амнезией. При некоторых деменциях возможно более или менее значительное восстановление мыслительной деятельности. Деменция обна­руживается, как правило, в снижении трудоспособности, в сни­жении всех жизненных и творческих возможностей человека. Отчетливо выступает при деменции нарушение понимания, счета, понятий.

Деменция всегда есть и общее снижение личности. Ряд ис­следователей показали, что глубина деменции определяется не только размерами и локализацией поражения, но и другими, не всегда ясными моментами. Очевидно, здесь могут иг­рать роль соматические факторы (сосудистые нарушения в мозгу, эндокринные расстройства), преморбидные свойства личности, тип нервной системы и условия среды.

Мышление и индивидуально-психологические особенности. Все нормально мыслящие люди в основном одинаково мыслят в соответствии с законами логики и одинаково используют соот­ветствующие уровню образования определенные приемы ре­шения задач. Вместе с тем логические процессы мышления протекают не изолированно от других сторон психики, от вос­приятия, воли, эмоций, памяти и пр. Мышление здоровых и больных людей не отделимо от психики в целом, отличается индивидуальными и глубоко личностными особенностями.

Одни люди особенно склонны к абстракциям, другие не обнаруживают такой склонности. Одни склонны все продумы­вать про себя до того, как приступить к действию или к вы­сказыванию своей мысли; другие больше думают, действуя или высказываясь. Одни умеют длительно сосредоточивать мысли на одном вопросе, другие не способны к такому длительному концентрированию мыслительного процесса. От особенностей личности зависят в большей мере и предметы и явления, на которых сосредоточивается больше всего мышление чело­века. Способность к вдохновению как способность достичь особой интенсивности мыслей и чувств есть также свойство личности.

В патологии черты целостности личности в ряде случаев резче всего выступают в мышлении. Так, например, оторван­ное от реальности мышление больных шизофренией в высокой мере соответствует их личности (аутизм). Личность аутичного больного характеризуется своеобразной отчужденностью от среды, замкнутостью, недоступностью для общения с другими. Эти черты и выражены в мышлении больных шизофренией.

Интуиция. В мышлении ту или иную роль может играть интуиция. Например, опытный врач в ряде случаев приходит к правильному заключению о диагнозе, как будто внезапно, путем «озарения». Такой мыслительный процесс и принято назы­вать интуицией. В самом деле, здесь имеет место уплотненный во времени акт решения, в котором осталось неосознанным или не полностью осознанным использование накопленного ра­нее опыта. Интуиция может быть весьма полезной, если она опирается на подлинно большой опыт, и когда за ней следует глубокая проверка. Переоценка интуиции, как своеобразной формы мышления, может во врачебной работе, как и во мно­гих других видах деятельности, профессиональной и иной, при­вести к серьезным и весьма опасным ошибкам.

Глубоко ошибочны взгляды на интуицию, как на особую, едва ли не мистическую способность и форму познания, ото­рванную от практики, не совместимую с логикой. Интуиция как способность познавать истину, принимать решения, по сути,  представляет итог мыслительного процесса, наиболее четко осознаваемого лишь в заключительной его фазе – в момент решения. Любопытно замечание творца теории относительно­сти А. Эйнштейна, содержащееся в его автобиографических записях, в которых он писал, что открытие не является делом логического мышления, даже если конечный продукт связан с логической формой.                                    

Известны случаи, когда ученые приходили как бы к вне­запным решениям сложных теоретических вопросов, созна­тельно ими ранее перед собою поставленных, до того ими тщательно и осознанно продуманных. Внезапное же решение здесь как бы наступило, когда сознание ученого не было занято этой проблемой, поисками соответствующего решения.

Вероятно, своеобразным патологическим извращением интуиции можно считать возникновение бредовой идеи.

Мышление и сознание. Мышление в основном сознательная психическая деятельность. Но вряд ли можно полностью ото­рвать от процессов мышления психическую деятельность в сно­видении и в состоянии лишь частичного бодрствования – в дремотном состоянии. При некоторых заболеваниях мозга (ар­териосклероз и др.), при старческих изменениях психики эти формы психической деятельности бывают больше и иначе пред­ставлены. Сошлемся на один случай продуктивного мышления во сне. Биографы отмечают, что Декарт пришел на известном этапе своей работы над основными законами аналитической геометрии к существенным выводам во время сна (через сно­видения).

В ряде случаев на общем фоне сниженного развития мыш­ления (например, у олигофренов) выступает отдельная высоко развитая способность, причем связанные с этой способностью мыслительные процессы могут также быть мало осознанными.

Сошлемся на подобное, весьма своеобразное мышление у одного больного мальчика-подростка. Он страдает с раннего детства шизофренией, в стадии резко выраженного интеллектуального дефекта (больной наблюдался в клинике, руководимой Т.П. Симсон, при ее уча­стии и при участии В.П. Кудрявцевой, А.Н. Чеховой и др. Аналогичное на­блюдение было описано Р.А. Харитоновым в клинике; руководимой проф. Г.Б. Абрамовичем -Психоневрологический институт им. В.М. Бехтерева). В связи с этим мальчик не был в состоя­нии учиться в нормальной и даже в специальной школе для умственно отсталых детей. У него была выражена, вместе с тем, способность быстро называть (с редкими ошибками) день не­дели по названной ему любой дате. Объяснить, как он выпол­няет эту, очевидно, в основном, счетную операцию, как он при­ходит к решению такой задачи, он не мог. Он не мог даже пол­ностью понять соответствующие вопросы врачей. Мальчик сознавал и понимал вопрос о дне недели, на который приходи­лось одно или другое число определенного месяца и года, но не был способен осознать соответствующим образом процесс решения.

В ряде случаев больные на определенной стадии наркоти­зации, когда можно думать о полном у них выключении созна­ния, все же оказываются способными услышать и понять то, что говорят врачи, и сохранить это в памяти. Такие же факты были отмечены при наблюдении некоторых больных, находя­щихся в состоянии затемненного сознания. Возникающие в подобного рода состояниях мыслительные процессы могут ока­заться деструктированными и приводить больного к непра­вильным выводам и тягостным переживаниям.

Один врач, перенесший хирургическую операцию под об­щим наркозом, в начале выхода из наркотического состояния обнаружил сильное беспокойство. Позднее выяснилось, что до какого-то периода он ощущал нарастающее влияние наркоти­ческих средств. Затем он стал чувствовать, что это влияние ослабевает, что сознание его становится все более ясным. Он решил, что при даче наркоза допущена какая-то ошибка. У него возник страх, что начнут оперировать, а он будет чувствовать боль. Он стал пытаться сигнализировать врачу о своем состоя­нии. Ему это, как он вспоминает, долго не удавалось и это его мучило. Наконец ему удалось сказать вслух о своих опасе­ниях. Велико было его удивление, когда ему тут же медицин­ская сестра ответила, что операция закончена, что он уже ле­жит в палате.

Уровень сохранности сознания перед операцией, до полной наркотизации, сомкнулся с тем же уровнем сохранности созна­ния при выходе из наркоза. Период времени между этими двумя моментами выпал полностью из сознания больного. Это и привело к тяжелым, неправильно отражающим действитель­ность мыслям и переживаниям больного.

Таким образом, в определенных фазах наркоза наркотизи­руемый способен мыслить и мыслить неправильно, в частности, в связи с нарушением восприятия. Неправильные мысли и пе­реживания могут принести больному существенный вред. Ве­роятно, операции должны предшествовать врачебные разъяс­нения больному о том, что он может почувствовать во время наркотизации. Вопросы психологии наркоза должны получить серьезное освещение в дальнейших специальных исследова­ниях. Следует учитывать и возможность кратковременных постнаркотических изменений психики.

Отчуждение мысли. Здоровый взрослый человек отличает собственную мысль от мысли чужой, услышанной или прочи­танной. Он отличает мысль, случайно возникшую, по содержанию чуждую личности, от мысли своей, в полном смысле слова близкой личности, ее интересам, целям и задачам. Нарушение  этой стороны осознания мысли выступает у ряда больных в са­мых различных формах. Например, у больных шизофренией не­редко отмечается отношение к своим мыслям, как к чужим, навязанным им. Им кажется в таких случаях, что их кто-то за­ставляет думать так, а не иначе. Этого рода патологические автоматизмы тесно связаны с нарушением отношения личности больного к окружающему и являются одним из выражений аутизма.

Патологические автоматизмы проявляются и в двигатель­ной, сенсорной, речевой областях. Изучению патологических автоматизмов уделяли внимание многие психиатры и невро­логи, особенно среди них известны В.X. Кандинский и Clerambrault. Патологические автоматизмы различаются по тем изме­нениям сознания, с которыми они связаны в единую систему. У здорового человека автоматизмы служат решению стоя­щих перед ним задач и своевременно затормаживаются сознательной регуляцией. Патологические автоматизмы, не регулируемые или запоздало и замедленно регулируемые, могут существенно нарушать осмысленное действие.

Направленность мышления. О направленности мышления можно говорить в двух планах, тесно между собой связанных.

Можно говорить о направленности мышления, как об ус­тойчивой характеристике его, определяемой особенностями личности, ее интересами и потребностями. У человека могут быть наиболее устойчивым предметом его мыслей узкие лич­ные интересы или общественные интересы. Один человек может думать больше всего о собственном благополучии, лишь узко о своей профессии. У другого мысли в основном могут быть направлены на проблемы большого общественного зна­чения, на вопросы искусства, науки, на большие проблемы практики и т. п. Человек может быть склонным или не склон­ным к мечтам, более или менее связанным с реальностью. На­правленность мышления может делать человека иногда чрез­мерно односторонним. Недостаточность же такой направлен­ности ведет к разбросанности. У детей очень важно воспитывать достаточную направленность, систематичность мышления, не допуская в то же время чрезмерной односторонности.

С другой стороны можно говорить о направленности от­дельного мыслительного процесса, о движении его в направле­нии, определенном поставленной задачей. Особенно, конечно, у больных мышление может отвлекаться, уходя в направлении более или менее случайно возникших ассоциаций или в сторону более привычных или важных для человека объектов, не отно­сящихся к поставленной задаче.

У одних больных отмечается возникшая под влиянием бо­лезни повышенная неустойчивость мыслительного процесса. Это относится, например, к больным в маниакальной фазе маниа­кально-депрессивного психоза. Для других, наоборот, харак­терно «застревание» на отдельных мыслях, что определяется патологической инертностью нервных процессов (при эпилеп­сии, у некоторых больных с атеросклерозом сосудов головного мозга и др.).

У некоторых больных возникают так называемые сверхцен­ные идеи, которые становятся необоснованно ведущими в их мышлении, подчиняющими себе другие мысли, представления. Некоторые авторы (Kretschmer и др.) не отличают сверхценных идей как одного из выражений болезни от увлеченности здо­рового человека той или иной задачей, проблемой, близкой его личности. Следует считать, что сверхценные идеи присущи только больным, что они в своей основе имеют нарушение лич­ности, психологическую перестройку интересов, влечений, потребностей, мышления, сознания. Важнейшую роль в проис­хождении и закреплении таких идей играют эмоциональные переживания. В качестве примера такой патологической перестройки мышления можно назвать развивающийся пре­имущественно у юных девушек на почве невроза или шизофре­нии синдром психической анорексии (потери аппетита психи­ческого происхождения). При этом больной (больная) нахо­дится под постоянным влиянием идеи избегать полноты и ограничивать себя в пище. Часто эта идея возникает будто бы из чисто эстетических устремлений, а фактически можно ду­мать, всегда связана с системой сложных переживаний (труд­ные семейные взаимоотношения и т. п.), среди которых эстетический момент является далеко не самым важным. Постепенно эта система идей и переживаний подчиняет себе мысли и чув­ства больных, приобретает огромную аффективную силу. Идея отказа от еды доводит больных до крайнего физического ис­тощения, что становится иногда опасным для жизни.

Мы неоднократно наблюдали больных с таким синдромом, у которых можно было при тщательном исследовании обнару­жить большое значение в происхождении болезни протеста против чрезмерной заботы и опеки родителей, особенно мате­рей. Протест мог проявляться в виде соответствующего отно­шения к матери. Но связь между болезнью и этим отношением больными не сознавалась, пока врач не помогал больным ее осознать.

В форме бредового, патологически извращенного, расходя­щегося с действительностью мышления развиваются мысли при паранойе. При наличии бредовой идеи (бред изобретательства, бред преследования) у больных нередко остается от­носительно сохранным мышление в областях, не относящихся к их бредовой идее, не находящихся под влиянием единой до­минирующей у больного эмоции.

В клинике отмечается также особенно выраженное сниже­ние способности последовательно осуществлять решение поста­вленной задачи. Многие больные шизофренией легко «со­скальзывают» (уклоняются) под влиянием побочных ассоциа­ций от выполнения поставленной задачи. Это, можно думать, «бывает связано с тем, что словесные связи, ассоциации у них не подчиняются единой установке, единому смыслу. На этой основе возникают явления, нами названные патологическим полисемантизмом (М.С. Лебединский). О сходных явлениях раньше писали П.Б. Ганнушкин, Ф.В. Бассин, Cameron и др. Больной шизофренией объясняет, что такое «светлая голова». Он говорит: «Этот человек культурно развит, старый человек, седая голова». Здесь разные смыслы и значения недостаточно отбираются и сосуществуют, приводя нередко мыслительный процесс к грубым извращениям. Эта особенность мышления тесно связана с его «разорванностью» при шизофрении.

Резкое и своеобразное снижение направленности мышления и его активности бывает при поражении лобных долей.

Мышление и эмоции. Эмоции могут стимулировать мысли­тельный процесс; могут и тормозить, задерживать его, а так­же и существенно изменять в некоторых случаях содержатель­ную его сторону и продукт мыслительного процесса.

Глубокая заинтересованность, связанная с положительной эмоцией, повышает активность мысли, устойчивость мысли­тельного процесса, сосредоточенность на стоящей задаче.

Нередко ученики, у которых можно в обычных школьных занятиях отметить своеобразную «лень мысли», отсутствие готовности настойчиво думать во время урока или при приготов­лении заданий на дому, бывают способны зажигаться каким-либо новым делом, выявлять неожиданно для педагогов и ро­дителей способность и готовность настойчиво искать решения задачи, добиваться достижения цели при занятиях увлекшим их делом. Занятие таким делом может стать, в этого рода слу­чаях, весьма эффективной школой мышления, умственного труда.

Вместе с тем, иногда чрезмерная увлеченность занятием, которое не должно стать главным, а тем более единственным в жизни и деятельности ребенка и взрослого, может тормозить мысль, предметом которой являются другие, более важные для человека вопросы и задачи. Поэтому важно дисциплини­ровать мышление, используя положительные эмоции, но не да­вая эмоциям овладеть мышлением в ущерб основным задачам, вопреки воле, желаниям и намерениям человека. Это прихо­дится особенно иметь в виду при воспитании детей невропатов и психопатов.

Сильные эмоции как отрицательные, так и положительные, могут оказать отрицательное влияние на мышление, непосред­ственно связанное с тем, что эту эмоцию вызвало. Нередко, например, чувство любви мешает любящему объективно оце­нить поступки, личность любимого. Эмоция может затормозить течение ассоциативного процесса, особенно у страдающих нев­розом. Аффективные отрицательные влияния на структуру мышления особенно сказываются у многих больных, в первую очередь, страдающих неврозами и психопатиями. При лечении этих больных врач часто должен считать одной из важнейших своих задач помочь больному освободить мышление от чрез­мерного, патологического подчинения эмоциям.

При ряде психических заболеваний, протекающих с нару­шениями в аффективной сфере, особенно выражено изменение мышления под влиянием патологически усиленных эмоций –  патологических аффектов. Нарушается течение мыслительных процессов при патологически сниженном настроении. Нередко под влиянием тяжелого переживания временные значительные нарушения мышления, сохраняя особенности психогенного расстройства, внешне приближаются к деменции. Такое состояние получило название псевдодеменции. У нас изучением этих состояний много занимаются работающие в области судебной психиатрии (Н. И. Фелинская и др.). Часто псевдодементность возникает на основе менее выраженного органического заболе­вания головного мозга с некоторым снижением мышления, на­чальной подлинной дементности.

Приведем отрывок беседы с больной 70 лет, у которой после потери единственного сына спустя несколько дней возникло состояние псевдодеменции. Оно выражалось, в частности, в том, что она видела себя находящейся во Франции, где она много лет прожила в прошлом. Врач ее спрашивает: «Кто я – француз?», она отвечает: «Ну, конечно!». «Мы разговариваем по-французски?». Больная отвечает: «Конечно, на чистом французском языке [беседа ведется на русском языке], я вообще люблю французов». Врач спрашивает далее: «Я говорю теперь по-французски?» Больная говорит: «Да, я совершенно забы­ваю, что говорю с русским [пауза], с французом. Какая у вас литература, французская!»

Эти высказывания больной явно говорят об эмоциогенном характере нарушений. Высказывания ее четки, дифференцированны. Характерна для псевдодеменции оговорка: «Говорю с русским [пауза], с французом». Становится ясно, что больной все же в какой-то мере известно, что разговаривает она не с французом. Тот же механизм находит выражение и в последую­щих словах больной: «Какая у вас литература, французская!». Больная явно усматривает необходимость подчеркнуть, что, го­воря: «Какая у вас литература!», она имеет в виду именно французскую литературу, хотя как будто считает, что говорит с французом. Слова больной окрашены аффективной тенден­цией перенести себя подальше от мест, с которыми связана постигшая ее потеря, от времени, к которому эта потеря отно­сится. Невыносимость мучительной ситуации ведет к тому, что больная как бы уходит от дома, от места жительства, от насто­ящего к прошлому. Можно думать, что патологический очаг возбуждения (здесь через механизм отрицательной индукции) затормаживает всю область, в центре которой он стал в ре­зультате психотравмы.

Спустя три недели больная поправилась, обнаруживая теперь лишь незначительное снижение памяти и интеллекта. (М.С. Лебединский, В.Н. Мясищев, 1966, С. 137-149).