|
РУБРИКА: МЕДВУЗЫ \ ПСИХОЛОГИЯ В СОМАТИЧЕСКОЙ КЛИНИКЕ, ПСИХОТЕРАПИЯ И СОЦИАЛЬНАЯ РЕАБИЛИТАЦИЯ |
Часть
III. Высшие
функции и обработка информации.
Память
«Как отмечает Шапутье (Chapouthier, 1973), если «научение – это
процесс, позволяющий накапливать информацию в нервной системе», то память можно определить как
«совокупность информации, приобретенной мозгом и управляющей поведением».
Мы уже знаем, каким образом рецепторы и особенно
ретикулярная формация выполняют роль фильтров, выделяя
в каждый момент времени те входные сигналы, которые признаются важными для
организма. Только после этого мозг «обращает внимание» на эту важную информацию
и решает, как ее обрабатывать и сохранять.
Таким образом, события жизни проходят через нашу
память как через сито. Некоторые из них задерживаются в его ячейках надолго,
другие же только на то время, которое требуется, чтобы через эти ячейки пройти.
Без этого механизма избирательной фиксации никакое научение
не было бы возможным, так как в мозгу не оставалось бы следов, формирующих
навыки, необходимые для выживания. С другой же стороны, если бы сохранялась вся
несущественная информация, то нервные сети оказались бы настолько
перегруженными, что мозг в конце концов уже не мог бы
отделять главное от второстепенного и деятельность его была бы полностью
парализована. Поэтому память-это способность не только к запоминанию, но и к
забыванию.
Структура памяти
Большинство психологов признают существование трех
уровней памяти, различающихся по тому, как долго на каждом из них может
сохраняться информация. В соответствии с этим различают непосредственную, или сенсорную,
память, кратковременную память и долговременную память.
Сенсорная
память
Как следует из ее названия, сенсорная память – это
примитивный процесс, осуществляемый на уровне рецепторов. Сперлинг
(Sperling, 1960) показал, что следы в ней сохраняются лишь
очень короткое время – порядка 1/4
секунды, и за это время решается вопрос о том, привлечет ли ретикулярная
формация внимание высших отделов мозга к поступившим сигналам. Если этого не
происходит, то менее чем за секунду следы стираются и сенсорная память
заполняется новыми сигналами (см. документ 8.1).
Частный случай сенсорной памяти составляют последовательные образы. Они возникают
при воздействии на сетчатку сильного или длительного раздражителя (см. документ 8.2).
Кратковременная
память
В том случае, если информация, переданная рецепторами,
привлекла внимание мозга, она может в течение короткого промежутка времени
сохраняться, и за это время мозг ее обрабатывает и интерпретирует. При этом
решается вопрос о том, достаточно ли данная информация важна для того, чтобы
передаваться на долговременное хранение.
Кратковременная память характеризуется не только
определенной длительностью удержания
информации, но также емкостью, т. е.
способностью одновременно сохранять определенное число разнородных элементов
информации.
Длительность. Было установлено (Peterson, Peterson, 1959), что кратковременная память действует в
течение примерно 20 секунд; за это время
сохраняется очень немного информации – например,
какое-то число или несколько слогов из трех-четырех букв.
В случае, если информация не вводится повторно или не
«прокручивается» в памяти, она по истечении этого промежутка исчезает, не
оставляя заметных следов. Представим себе, например, что мы нашли в списке
абонентов какой-то телефонный номер, набрали его, а линия оказалась занятой.
Если при этом мы мысленно не повторяем этот номер, то спустя несколько минут
нам придется искать его снова.
Емкость. С 1885 года Эббингауз (рис. 8.1)
ставил сам над собой опыты с целью выяснить, сколько информации он может
одновременно запомнить без каких-либо специальных мнемонических приемов. Оказалось,
что емкость памяти ограничена семью цифрами, семью буквами или же названиями
семи предметов. Это «магическое число» семь, служащее своего рода меркой
памяти, было проверено Миллером (Miller, 1956). Он показал, что память действительно в
среднем не может хранить одновременно более семи элементов; в зависимости от
сложности элементов это число может колебаться в пределах от 5 до 9.
Если необходимо в течение короткого времени сохранить
информацию, включающую больше семи элементов, мозг почти бессознательно
группирует эту информацию таким образом, чтобы число запоминаемых элементов не
превышало предельно допустимого. Так, номер банковского счета 30637402710, состоящий из одиннадцати
элементов, будет, скорее всего, запоминаться как
30 63 740 27 10, т.е. как пять числовых элементов, или 8 слов (тридцать, шестьдесят, три, семьсот,
сорок, двадцать, семь, десять).
Отметим также, что если в подобном случае действует в
основном механизм слухового запоминания, то возможна и зрительная память –
в частности, когда требуется запомнить
какой-либо несловесный (невербальный) материал. В мнемотехнических методиках, к которым прибегают для лучшего
запоминания, могут использоваться оба эти механизма (см. документ 8.3).
Хорошим примером того, как емкость кратковременной
памяти может ограничивать познавательную деятельность, служит счет в уме. Так,
умножить 32 на 64 сравнительно легко, однако многие не могут сделать этого без
карандаша и бумаги. Чаще всего такие люди говорят при этом, что они «не сильны
в арифметике». На самом же деле им, вероятно, мешает накопление промежуточных
операций и данных, быстро перегружающее кратковременную память.
Долговременная память
Именно из тех нескольких элементов, которые ненадолго
задерживаются в кратковременной памяти, мозг отбирает то, что будет храниться
в памяти долговременной. Кратковременную память можно сравнить со стеллажами в
большой библиотеке: книги то снимаются с них, то ставятся обратно в зависимости
от сиюминутных нужд. Долговременная же память больше похожа на архив: в ней
определенные элементы, выбранные из кратковременной памяти, подразделяются на
множество рубрик, а затем хранятся более или менее длительное время.
Емкость и длительность
долговременной памяти в принципе безграничны. Они зависят от важности для субъекта запоминаемой
информации, а также от способа ее кодирования, систематизации и, наконец, воспроизведения.
Роль
некоторых факторов. Привычность материала. Если какое-то
событие повторяется много раз, то оно легче и на более длительный срок
запоминается, чем случайное явление. В качестве примера можно привести дорогу,
по которой мы идем каждое утро, таблицу умножения и вообще все то, что было
более или менее добровольно выучено в детстве или в течение жизни. Так, первые
песенки или стишки, которые мы выучили в школе и на радость всей семье пели или
читали каждый день. Рис. 8.2. Пожилые
люди поражают нас способностью вспоминать прошлые события. Однако на самом деле
это может быть связано лишь с тем, что о таких событиях они рассказывали или
слышали много раз. Тот раз, когда приходили гости, запоминаются нам навсегда,
как и другие события подобного рода.
Точно так же можно объяснить и удивительную точность
некоторых воспоминаний пожилых людей. Мы всегда поражаемся долговременной
памяти наших дедов. На самом же деле то, что они рассказывают, – это, как
правило, какие-то достопримечательные события, часто с очень глубоким
эмоциональным подтекстом. Такие события столько раз пересказываются самим
человеком или его близкими, что навсегда врезаются в
память. Фактически же они представляют собой лишь очень небольшую часть тех
многих тысяч ситуаций, которыми была полна долголетняя жизнь человека и которые
в большинстве своем были забыты (рис. 8.2).
Контекст. Контекст, в котором происходит то или иное событие,
иногда оказывается более важным для запоминания, чем само это событие. Один и
тот же материал, будь то математика или психология, легче усваивается при
обучении у одного преподавателя, чем у другого.
Тульвинг и его сотрудники (Tulving et al., 1966) выдвинули принцип
специфичности кодирования, согласно которому то, что сохраняется в памяти,
всегда тесно связано с ситуацией, в которой оно запомнилось. Поэтому извлекать
что-либо из памяти всегда легче в том контексте, котором произошло запоминание. Это явление
следует связывать с тем фактом, что, как мы уже неоднократно подчеркивали, научение чаще всего зависит от состояния сознания или
эмоционального состояния в тот момент, когда это научение
происходило. Необходимо также помнить, что порой под влиянием сильных эмоций
некоторые события запоминаются на всю жизнь, даже если в дальнейшем они уже
никогда не повторяются.
Мотивация. Мы всегда лучше запоминаем то, что хотим выучить, чем
такие вещи, которые для нас не представляют никакого интереса. Студент,
увлекающийся спортом, зачастую может назвать имена всех футболистов в некоторых
командах, но порой не способен запомнить имена трех знаменитых психологов.
Точно так же иные любители музыки знают наизусть все произведения многих
композиторов, но не могут воспроизвести мотив последней модной песенки и даже
вспомнить, кто ее поет. По этой же причине в ходе дискуссий или дебатов мы
легче запоминаем аргументы, подтверждающие наши собственные идеи, чем доводы,
идущие им вразрез.
Мотивация играет в запоминании и другую роль. Как
показала Зейгарник (Zeigarnik, 1927), мы
дольше помним незавершенное нами дело, чем работу, выполненную до конца. (Об этом следует помнить родителям, когда они в самый разгар игры
вдруг начинают укладывать детей в кровать. По-видимому, во многих
случаях можно было бы избежать бессонницы или затрудненного засыпания, заранее
рассчитав время так, чтобы начатая активность могла быть доведена до конца.)
Углубление в
изучаемый предмет. Материал
запоминается тем лучше, чем больше он связан с какими-то другими фактами в
различных контекстах и под разными углами зрения. В этом и состоит смысл
примеров – как в лекциях, так и в учебниках. Однако такого рода углубление не
может сравниться с тем, когда студент самостоятельно работает над предметом,
устанавливает связи между различными его аспектами или пытается
проиллюстрировать какие-то закономерности и принципы с помощью фактов из
повседневной жизни.
Мнемотехнические приемы, которые описаны в документе 8.3, представляют собой род «гимнастики для
ума», позволяющей запоминать списки предметов или тезисы предстоящей речи.
Однако не существует никаких «трюков» для выработки хорошей памяти. Лучший
способ усовершенствовать ее – это научиться должным образом
организовывать информацию в момент запоминания.
Что же касается обучения, то тут
по крайней мере одно совершенно ясно: зазубривание перед самым экзаменом – вещь сравнительно бесполезная с точки
зрения приобретения знаний. Очень многие студенты садятся за учебники только в
сессию и исключительно для того, чтобы получить хорошую оценку. Подобный
подход, которому сильно способствует традиционная система обучения, чрезвычайно
вреден для накопления и систематизации знаний. Только такая организация
учебного процесса, при которой материал для запоминания преподносится в
различных контекстах и на разных уровнях проработки, может обеспечить прочное
закрепление знаний и быстрое извлечение их из долговременной памяти.
Процессы, связанные с
памятью
Сохранение в памяти какой-то информации включает три
процесса. Первый из них – это кодирование, в ходе которого выделяется та
информация, которая будет храниться. Второй – это собственно хранение информации и ее связывание с той, которая уже есть в памяти. И
наконец, третий этап – это извлечение (воспроизведение) хранящейся информации;
без него мы никогда не могли бы знать, что именно мы действительно запомнили.
Кодирование
Процесс кодирования начинается уже на стадии сенсорной
памяти, когда распознаются физические характеристики стимула. Далее он
несколько углубляется во время передачи информации в кратковременную память,
так как здесь происходит первая перегруппировка разных элементов запоминаемого. Однако основной процесс кодирования происходит
на стадии долговременной памяти, так как именно здесь осуществляются анализ и
идентификация различных характеристик информации.
Хранение
(архивизация)
Архивизация – это
накопление материала в памяти. В зависимости от того, вовлекается ли при этом
эпизодическая или семантическая память, архивизация происходит по-разному. Это
важное подразделение двух форм памяти ввел Тульвинг (Tulving, 1972).
В эпизодической памяти хранится вся информация о различных
событиях нашей жизни. По сути своей эта память автобиографична. Что касается семантической памяти, то она включает все те структуры, которые
свойственны данной культуре и позволяют познавать мир. Кроме того, в
семантической памяти хранятся правила, лежащие в основе языка и различных
умственных операций. Таким образом, семантическая память служит своего рода
каркасом для событий текущей жизни, которые хранятся в эпизодической памяти.
Так, благодаря семантической памяти мы знаем, что такое экзамен, друг,
отрочество или справедливость вообще,
как понятия, но когда мы имеем дело с
конкретными проявлениями этих понятий в нашей жизни, это отображается уже в
эпизодической памяти (Ehriich, Tulving, 1976).
Несмотря на различие этих двух функций памяти, они
дополняют друг друга и в различной степени обе определяют, как будет организована
информация для хранения в памяти.
Как мы уже отмечали, для долговременного хранения, как
в архиве, требуется такая организация, которая позволяла бы не только классифицировать,
но и быстро извлекать информацию. Можно выделить несколько способов «укладки»
информации в памяти; они зависят от сложности и других особенностей
запоминаемого материала.
Прежде всего существуют такие
формы организации памяти, которые определяются чисто внешними причинами – самой сущностью того, что следует запомнить.
Во-первых, возможна пространственная
организация, позволяющая установить связи и «опорные точки» в нашем физическом
и социальном окружении. Именно такая организация лежит в основе построения
«когнитивных карт». Линейная организация позволяет найти какое-либо слово в
словаре или имя в телефонной книге благодаря тому, что мы знаем алфавит. Этот
же принцип дает нам возможность ориентироваться в днях недели и месяцах или,
например, находить нужную страницу в книге.
Имеются также формы организации материала, более или
менее произвольно формирующиеся «изнутри». Во-первых, можно
предположить существование ассоциативной
организации, при которой мы группируем совместно элементы с какими-либо
общими признаками – например, с одной и той же первой буквой («Как там звали
сотрудника Павлова на «Б»? Нет, не Бандура...»), из одной и той же грамматической
категории (существительные с существительными, глаголы с глаголами и т.д.) или
со сходными функциями (например, предметы одежды, пищевые продукты, музыкальные
инструменты и т.п.).
Можно думать, однако, что
оптимальную деятельность семантической памяти обеспечивает иерархическая организация (см.,
например. Collins, Quillian, 1969). При
такой организации мы относим каждый элемент к тому или иному уровню в
зависимости от того, соответствует ли он какой-то общей или более специальной
категории. Например, воробей сначала относится к категории «птиц» (т. е. не рыб
и не млекопитающих), затем учитывается, что он маленький, серый и не умеет петь
(в отличие, скажем, от канарейки, которая тоже относится к птицам, но желтого
цвета и петь умеет). Такого рода иерархическая организация семантической памяти
представлена на рис. 8.3.
Более поздние исследования, однако, показали, что
память не всегда организована столь рационально по принципу «от общего к
частному» (как организованы, например, науки). Так, было
обнаружено, что если испытуемые быстрее воспринимают (в этом опыте скорость
реакции измерялась по времени нажатия испытуемым на кнопку в знак того,
считает ли он данное утверждение истинным или ложным) утверждение типа «собака – животное», чем «собака-млекопитающее», то
они, напротив, дольше анализируют фразу «канарейка-животное», чем
«канарейка-птица». Из этого ясно, что форма иерархической организации в
значительной степени зависит от большей или меньшей привычности тех или иных
понятий, а также от информации, накопленной в эпизодической памяти.
Плавает –
Имеет плавники
Рис. 8.3.
Иерархическая организация семантической памяти, позволяющая расположить
различные категории на разных уровнях в соответствии с их особенностями и
существующими между ними связями.
Извлечение
Эффективность извлечения информации тесно связана с
тем, насколько хорошо организован материал в памяти. Действительно, информация
всегда воспроизводится на основе той структуры, в составе которой она
запоминалась. Идет ли речь о том, чтобы назвать пятый месяц года, вспомнить,
кто такой Фрейд или что такое теория относительности, – в каждом из этих
случаев приходится обращаться к тому контексту, в который «встроен» извлекаемый
из памяти элемент. Так, в первом случае, очевидно,
потребуется пересчитать все месяцы, начиная с января (или, наоборот, в обратном
порядке – с июня, если мы знаем, что это шестой месяц); во втором случае надо
будет вспомнить эпоху и родину ученого и ту область, в которой он работал, а в
третьем – вспомнить особенности именно
той из множества теорий, о которой требуется рассказать.
На все это, разумеется, наслаивается содержимое
эпизодической памяти, в которой хранятся те события, что происходили в момент
кодирования искомых элементов, или те воспоминания о прошлом, которые в то
время возникали.
Именно потому, что в извлечении информации из памяти
столь важную роль играет контекст, нам всегда легче узнать какой-то элемент среди других, предъявляемых вместе с ним,
чем вспомнить что-то без каких-либо
опорных точек или объектов для сравнения. Это касается людей всех возрастов, но
в наибольшей степени – пожилых. Видимое
ослабление памяти (особенно кратковременной) у стариков, которые часто видят в
этом начало «склероза», нередко бывает связано не с нарушением самой памяти, а
с уменьшением способности извлекать из нее информацию (Hultsch, 1971).
Очевидным подтверждением этого служит тот факт, что способность к узнаванию
практически не изменяется.
Все эти соображения – одна
из причин того, что именно узнавание, а не вспоминание считают более
чувствительным показателем фактического объема усвоенного материала. Поэтому с
педагогической точки зрения тесты на выбор правильных ответов вернее отражают
уровень знаний, чем прямые вопросы, при которых подчас можно отделаться простым
повторением заученных слов из лекции или учебника.
Забывание
Как уже отмечалось, нельзя говорить о памяти, не
касаясь при этом забывания и его причин. Забывание может быть связано с
различными факторами. К ним относится, например, возраст, в котором запоминается
то или иное событие, неиспользование усвоенного материала или, наконец,
характер этого материала. Важную роль играет также интерференция, когда сохранению в памяти какой-то информации
мешают предшествующие или последующие события. Забывание может быть связано и с
некоторыми бессознательными мотивациями. Наконец, целые «блоки памяти»
стираются порой в результате дегенеративных процессов в нервной системе или
мозговых травм, приводящих к утрате функции некоторых тканей (см. документ 8.4).
Факторы, влияющие на
забывание
Возраст. Как мы уже знаем, пожилые люди, по-видимому, склонны
забывать о недавних событиях или о том, что им предстоит сделать. Это
обусловлено главным образом тем, что им трудно организовать информацию, которую
им надо будет вспомнить. Особенно явным это становится тогда, когда они впервые
сталкиваются с какими-то новыми навыками, новыми обстоятельствами или
непривычными действиями. Поэтому им требуется время на то, чтобы освоить новое,
и очень важно, чтобы это время им предоставлялось. Большую помощь им могут
оказать памятки или мнемотехнические приемы, позволяющие рационально
организовать жизнь.
Забывание происходит также и в ранние годы.
Действительно, лишь немногие из нас могут вспомнить события, происшедшие в
возрасте до трех лет. По-видимому, это не связано просто с давностью подобных
событий. Двух- или трехлетнему ребенку воспоминания не свойственны. Он не
помнит свои сны и не придает практически никакого значения таким словам, как
«вчера» или «завтра». Это может быть обусловлено, в частности, тем, что в этом
возрасте словарный запас ребенка весьма ограничен, а опыт невелик; однако главная
причина-то, что ребенок еще не выделяет себя как личность и у
него нет достаточно четко очерченного «Я», которое позволило бы ему
воспринимать собственные действия по отношению к другим людям.
В то же время такая точка зрения может быть и спорной:
по-видимому, при особых состояниях сознания (под действием определенных
препаратов или под гипнозом) человек может вспомнить и о таких ранних событиях,
о которых он в обычном состоянии никогда не вспоминает.
Как бы то ни было, исследования показали, что в возрасте
от 5 до 11
лет кратковременная память существенно улучшается. Затем она сохраняется
на стабильном уровне до 30 лет, а позднее
– от 30 до
70 лет – может либо улучшаться, либо медленно ухудшаться (Inglis et al., 1968).
Неиспользование
информации и ее характер. Кажется естественным связывать забывание с тем, что
та или иная информация или усвоенные действия не повторяются. Это, бесспорно,
справедливо в отношении многих знаний, приобретенных в школе, если в дальнейшем
понимание их важности (истинной или относительной) было утрачено студентом,
которого традиционные педагогические методы заставляют стать пассивным. В
соответствии с известным изречением, согласно которому культура – это «то, что остается, когда уже все
забыто», лучшим залогом сохранения в памяти и развития определенных знаний
служит не просто «голое» повторение, а интерес или даже увлеченность предметом.
Нельзя, однако, забывать, что этой закономерности,
видимо, не подчиняются двигательные навыки. Мы можем вполне успешно сесть на
велосипед или за фортепиано после 20- или
30-летнего перерыва. Это же касается и большинства тех знаний, которые мы
получили в раннем детстве, т.е. в тот период, когда мозг наиболее пластичен.
Так, например, чем раньше ребенок усвоил иностранный язык, тем труднее его
будет забыть. Список таких примеров можно продолжить, включив сюда, скажем,
игру на музыкальном инструменте, шахматы и т. п.
Однако фактором забывания еще более важным, чем
неиспользование, может быть интерференция
со стороны других, приобретенных раньше или позднее, знаний или навыков; в этих
случаях может иметь место отрицательный перенос.
Интерференция. Этим феноменом может быть обусловлен, в частности,
отрицательный перенос при научении, о котором мы уже
говорили в седьмой главе. Интерференция может быть связана с событиями,
происшедшими до запоминания того или
иного материала. В этом случае говорят о проактивной интерференции.
Например, если перед тем как студент начинает готовиться к экзаменам, он
получит дурные вести, то усвоение знаний, естественно, будет страдать.
Интерференция возможна и тогда, когда сразу после одного материала мы беремся
за другой, сходный с первым. Например, после обучения итальянскому языку
возникают сложности при усвоении испанского.
Однако еще большую роль в забывании играет ретроактивная интерференция. Если,
например, непосредственно после усвоения какого-либо навыка мы приступаем к
новой деятельности, этот навык может ухудшиться. В то же время было отмечено,
что если старый и новый навыки очень сходны или, наоборот, очень различны, то
ретроактивная интерференция выражена слабо. Она сильно будет сказываться на
первом навыке лишь тогда, когда второй с ним относительно сходен. В нашем случае с усвоением двух языков можно с
большей уверенностью сказать, что если испанский язык будет все же выучен, а
итальянский за это время использовать не придется, то вспомнить его в случае
надобности будет уже труднее.
Сходные явления наблюдаются и тогда, когда студенту
приходится учить два предмета, экзамены по которым он будет сдавать в один и
тот же день. Изучение общей психологии при этом только углубит знания по
психологии развития, особенно если оба курса читал
один и тот же преподаватель. Психология не помешает также усваивать химию; но
если придется одновременно с психологией заниматься еще философией или
социологией, затрагивая при этом сходные темы, то интерференция вполне может
возникнуть.
Известно также, что интерференция всегда сильнее
выражена при вспоминании, чем при узнавании.
Подавление. Еще один вид забывания, открытый Фрейдом, – это
подавление. Например, мы можем «забыть» подписать чек, который посылаем в
последний срок уплаты долга, «забыть» выучить экзаменационный предмет или
явиться на важное, но чреватое неприятными последствиями свидание.
В подобных случаях Фрейд говорил об активном забывании. Он объяснял это
явление не случайностью, а действительным торможением следов в памяти на уровне
сознания и о вытеснении их в подсознание, где они удерживаются ценой
значительных затрат энергии.
Современные психологи предпочитают говорить о мотивированном забывании, подчеркивая
тем самым, что с помощью такого механизма субъект пытается «уйти» от неприятных
сторон той или иной ситуации. Несколько позже, рассматривая механизмы
психической защиты (гл. 12), мы еще
вернемся к этому порой патологическому явлению.
Память и мышление
Без памяти не было бы возможно никакое научение. Можно добавить также, что без памяти не могло бы
существовать и мышление. Действительно, для того чтобы мыслить, нужно что-то
представлять себе, воображать, комбинировать образы или понятия, относящиеся к
событиям, людям или предметам, которых физически в данный момент перед нами
нет. Разумеется, это означает, что они должны присутствовать в памяти.
Память участвует и в простом воспоминании, и в других мыслительных процессах, например в мечтах
или грезах наяву, а также – на более структурированном уровне – в планировании, решении проблем и принятии
решений.
Когда мы предаемся фантазиям (при воспоминаниях или в
мечтах, а также при некоторых сновидениях), у нас появляются в основном мысленные образы. При этом возникают
ассоциации, не управляемые какой-либо жесткой организацией мысли. Иногда при
столкновении с суровой действительностью мы начинаем строить какие-то пожелания
или грезить наяву, например, вспоминаем о неких событиях (чаще всего
происшедших не с нами), которые могли бы быть решением проблемы. Так может
сформироваться малореалистичная идея о том, что мы
обязательно получим крупный выигрыш, купив лотерейный билет, или что
предстоящий завтра экзамен будет перенесен по каким-то причинам, существующим
лишь в нашем воображении.
Однако в большинстве случаев нам приходится
обрабатывать и упорядочивать информацию так, чтобы наиболее логичным образом
справляться с встающими перед нами повседневными трудностями. При этом роль
мышления состоит в выработке умственных
стратегий, опирающихся на символические процедуры. Именно это происходит
при формировании новых понятий, планировании нашей деятельности, суждении о
предметах, людях или событиях, поиске ответов на различные вопросы или принятии
необходимых решений.
Позитивная
роль памяти. Для всех перечисленных
видов активности необходимо рассуждение,
с помощью которого мы можем как-то по-новому связать информацию о текущих
обстоятельствах с информацией, накопленной в памяти.
Представьте себе, что вы влюблены, но предмет ваших
чувств об этом не знает. Вы можете, конечно, предаваться мечтаниям, как бы
осуществляя свои желания в грезах наяву, например, встречаясь с любимым
человеком в какой-то идиллической обстановке. Но на самом деле это всего лишь
фантазия.
Несомненно, было бы реалистичнее обдумать возможность
свидания в каком-нибудь общественном месте. Скажем, не пригласить ли любимого
человека в кино? Это всего лишь первое решение, которое породит массу задач,
требующих планирования и оценки; здесь то и дело будет требоваться
специфическая информация, вызванная из памяти. Какой фильм может заинтересовать
предмет вашего обожания? Какие фильмы вам рекомендовали? Сколько денег вы
можете потратить? В какие кинотеатры проще всего попасть? Далеко ли они
расположены от вашего дома или от центра города? Как туда добраться? Пешком или
на автобусе? Где назначить место свидания? Как одеться? И т.д.
Рис. 8.4.
Функциональная ригидность часто мешает найти нетрадиционное решение какой-либо
обыденной задачи.
Разумеется, это только начало вашего романа, и вам
предоставляется возможность строить в воображении дальнейшее развитие событий и
находить умственные (и иные) стратегии, которые могут быть реализованы для
того, чтобы привести вас к успеху.
Этот очень простой пример позволяет понять, насколько
необходима долговременная память для дальнейших попыток мышления. Совершенно
ясно, что в большинстве случаев она играет чрезвычайно важную роль в поиске
новых решений тех или иных проблем.
Негативная
роль памяти. Существуют, однако,
случаи, когда долговременная память не помогает найти решение проблемы, а,
наоборот, затрудняет его нахождение. Так бывает, в частности, тогда, когда
какие-то предвзятые идеи о назначении предметов, образе действий того или иного
человека или о том, как может произойти какое-то событие, мешают нам увидеть
все это по-иному, нежели в свете бывшей у нас до сих пор информации.
Такая функциональная
ригидность проявляется, например, когда нам нужно закрутить винт, а
отвертки нет, и нам даже не приходит в голову воспользоваться лежащим на столе
ножом (рис. 8.4). Тот же механизм
действует, когда приходится иметь дело с изменениями терминологии, единиц
измерения или денежной системы. Трудности, которые возникают у многих жителей
Северной Америки при переходе от английских мер к метрическим или у французов,
когда они рассчитывают цену покупки в «новых франках» (тогда как старых франков
не существует, по крайней мере официально, уже более 30 лет), – вот два очевидных примера
функциональной ригидности.
Для того чтобы убедиться в существовании сенсорной
зрительной памяти, Сперлинг (Sperling, 1960)
разработал специальные карты, на которых были нанесены 12 символов (рис. 8.10).
Когда эти карты в течение очень короткого времени (порядка 1/20 секунды) с помощью тахистоскопа
предъявляли испытуемым, те в среднем не могли вспомнить больше четырех
элементов.
Рис. 8.10.
Карты, использованные Сперлингом для выявления
сенсорной памяти.
Затем Сперлинг предупредил
испытуемых, что непосредственно после предъявления карты им будет подаваться
звуковой сигнал, причем для разных строк этой карты сигнал будет различным.
Например, если после исчезновения картинки подается сигнал, соответствующий
второй строке, то испытуемый должен перечислить символы именно этой строки.
Оказалось, что в этом случае испытуемые могли вспомнить все четыре (или по меньшей мере три) символа соответствующей строки.
Поскольку в этих экспериментах испытуемые не могли
заранее знать, какая строка им будет «заказана» соответствующим звуком, можно
сделать вывод, что они обладали потенциальной способностью вспомнить
по меньшей мере 9 символов (так как они
вспоминали не меньше трех символов в каждой строке) из 12. По мнению Сперлинга, эту способность
можно объяснить лишь тем, что в течение очень короткого времени – менее одной секунды – весь предъявляемый
материал остается доступным. Именно этот кратковременный след, существующий на
уровне рецепторов и низших нервных центров, называется сенсорной памятью.
Документ 8.2. Образы и память
Любая информация в течение определенного промежутка
времени, хотя бы очень короткого, оставляет след в виде образов. Большая часть
этих образов сохраняется лишь четверть секунды, другие же на всю жизнь
откладываются в одной из шкатулок памяти.
Три разновидности образов привлекли особое внимание
исследователей: последовательные,
эйдетические и мысленные образы.
Последовательные образы формируются на уровне рецепторов, эйдетические
представляют собой особый случай кратковременной памяти, а мысленные – это
продукты долговременной памяти, и именно из них состоит наш персональный «банк
данных», своего рода внутренний киноархив.
Последовательные образы
Это такие образы, которые сохраняются в течение
короткого времени после того, как человек несколько секунд смотрит на предмет,
фиксируя взором одну точку. Различают положительные и отрицательные
последовательные образы. Положительные образы возникают тогда, когда мы
поворачиваем голову, посмотрев предварительно на источник света (например,
солнце). Если после этого закрыть глаза, то появятся светящиеся пятна, которые
будут сохраняться в течение нескольких секунд. Это обусловлено длительным
возбуждением колбочек сетчатки после короткой световой экспозиции. Если же
экспозиция более длительна, формируется отрицательный
последовательный образ. Например, если долго фиксировать взглядом цветное
изображение, а затем перевести взор на лист серой бумаги, то на этом листе
появится изображение в цветах, дополнительных (комплементарных)
к исходному рисунку.
Согласно теории Геринга (Hering, 1872), в
сетчатке имеются три вида колбочек, ответственных за восприятие цвета: одни
воспринимают красное и зеленое, другие – синее и желтое и, наконец, третьи отличают
светлые тона от темных. В то же время ни один из этих рецепторов не может
передавать информацию одновременно об обоих видах раздражителей, которые он
может воспринять: так, одна и та же колбочка не может одновременно
сигнализировать о красном и зеленом цветах.
Когда мы смотрим на цветной объект, в колбочках
сначала идут процессы конструктивной фазы, в которой происходит расшифровка
цвета. Однако, если экспозиция оказывается слишком
длительной, начинаются обратные процессы, свойственные деструктивной фазе. В
этой фазе видимый цвет изменяется на противоположный
(дополнительный). Например, если мы будем в течение 30 секунд смотреть на зелено-черно-желтый флаг, изображенный на с. 184, а затем переведем взгляд на серую
поверхность, то зеленый цвет сменится красным, желтый-синим, а черный-белым.
Теория Геринга, выдвинутая больше века тому назад,
признается и поныне, хотя она и была несколько модифицирована в соответствии с
более современными представлениями, согласно которым все эти процессы
происходят не в колбочках сетчатки, а в низших зрительных центрах мозга.
Эйдетические
образы
Так называют явление, которое встречается лишь у
некоторых лиц, особенно у детей, и заключается в том, что они способны с
исключительной точностью, вплоть до малейших деталей, сохранять образы
предъявляемых им картин.
Это явление было не совсем верно названо
фотографической памятью. Неточность состоит в том, что люди не вспоминают
изображение, когда им требуется о нем рассказать, но продолжают его видеть после его
исчезновения. Если посадить испытуемого перед пустым экраном и задавать ему те
или иные вопросы, то он начнет считать число окон в фасаде дома, число цветков
в букете или читать по буквам вывеску магазина, т.е. как бы «рассматривать» ту
картинку, которая была ему ранее предъявлена. Глаза его при этом движутся так,
как если бы эта картинка действительно находилась перед ним. Такой образ может
сохраняться от нескольких минут до нескольких часов (а иногда даже до
нескольких лет), причем он нисколько не изменяется.
Мысленные
образы
Мысленные (внутренние) образы – это продукты
деятельности мозга, способного сохранять информацию в течение длительного
времени. Эта область работы мозга долго не исследовалась научной психологией,
так как затруднены объективность и количественные оценки, которые одно время
признавались единственно допустимыми критериями в науке.
Действительно, мысленные образы не очень подходящий
объект для экспериментального изучения, в частности из-за того, что их трудно
даже выявить. Но в то же время внутренние образы – это одна из главных опор
мышления, так как именно их содержание служит базой для умственных действий,
лежащих в основе большинства когнитивных процессов – от простого вспоминания до
абстрактного рассуждения.
В самых различных ситуациях – надо ли нам вспомнить дорогу, по которой мы в детстве ходили в
школу, или решить в уме уравнение – в нашем сознании встают такие образы, и мы
развиваем их по мере движения нашей мысли.
Мы уже знаем, что в конце прошлого века структуралисты
пытались, хотя и без особого успеха, очертить содержание мысли. Для этого они
пробовали методом интроспекции исследовать, как происходит объединение одних
образов с другими.
Несколько позднее Дэвис (Davis, 1932) просил
испытуемых, научившихся находить дорогу в лабиринте с завязанными глазами,
нарисовать на бумаге проходимый путь. Оказалось, что даже если большинство из
них могли воспроизвести эти «когнитивные карты», то некоторые испытуемые были
неспособны это сделать, а лишь запоминали путь с помощью словесных ориентиров
(«здесь я поворачиваю направо, затем налево, затем опять направо» и т. д.).
Значит, мысленные образы не у всех формируются одинаково.
Пиаже и Инельдер (Piaget, Inhelder, 1966)
показали, что первые внутренние образы формируются у ребенка в возрасте от
полутора до двух лет. Но только к 7-8
годам они становятся достаточно гибкими для того, чтобы с их помощью находить
решения задач, требующих конкретной оперативной мысли, например задач на
изменение формы или объема.
Главная проблема заключается в том, чтобы узнать, как
же формируются такие образы в нашем мозгу. Формируются ли они раз и навсегда,
подобно фотографическому изображению? Или они реконструируются по мере
надобности? Учитываются ли в них истинные размеры предмета, или же только
относительные масштабы по сравнению с другими предметами?
Косслин (Kosslyn, 1975, 1978)
просил испытуемых представить себе животное, например собаку или кролика. Затем
он предлагал «поместить» рядом с этим животным слона. Испытуемые сообщали, что
слон при этом занимал все «изображение». Если же рядом с кроликом надо было
представить себе муху, то внезапно все «место» начинал занимать кролик. Кроме
того, если кролик находился рядом со слоном, то для того, чтобы «рассмотреть»
его нос, требовалось гораздо больше времени, чем если
рядом с ним была муха.
Косслин просил также своих испытуемых мысленно пройти к
какому-то воображаемому предмету или животному и остановиться, когда этот
предмет или животное начнет полностью заслонять горизонт. Оказалось, что
испытуемый «останавливается» раньше, если предметом будет дом, а не шалаш, или
дуб, а не цветок.
Из таких наблюдений следует, что мы можем мысленно
организовывать хранящуюся в памяти информацию, для того чтобы реконструировать
образы, связанные с какими-то воспоминаниями или понятиями.
Однако это лишь первые шаги в изучении нашего
внутреннего мира, наполненного миллионами элементов информации, собирающихся в
новые структуры по мере необходимости. Одна из главных задач когнитивной
психологии – раскрыть, как с помощью
подобных механизмов память и мышление организуют наше внутреннее отображение
мира.
Документ 8.3. Мнемотехнические приемы
Иногда бывает довольно трудно вспомнить какие-нибудь
списки слов или цифр, подробное содержание главы какой-то книги или доклада.
Человек во все времена пытался найти способы, позволяющие запоминать подобную
информацию. Для этого были разработаны мнемотехнические (мнемонические) приемы
– от песенок до очень сложных методик. Ясно, что использование таких приемов
не приводит к чисто автоматическому запоминанию и требует концентрации внимания
на запоминаемом материале. Кроме того, он должен быть организован таким
образом, чтобы отложиться в памяти в хорошо структурированной форме. Здесь мы
рассмотрим некоторые из таких приемов.
Методы
группировки
В этой главе мы уже писали о том, что номер телефона
или банковского счета легче запомнить, если сгруппировать цифры такого номера в
более крупные блоки. То же самое касается, например, списка необходимых
покупок. Например, если мы идем в продовольственный магазин, то для запоминания
лучше будет разделить покупки на овощи, фрукты и мясные изделия или же на
продукты, необходимые для завтрака, для обеда и для ужина.
Методы рифм
и ритма
Этот пример хорошо знаком детям, заучивающим цифры. Он
лежит в основе считалок, например: «Раз, два, три, четыре,
пять – вышел зайчик погулять» и т. д.
(Во французском оригинале приводится пример: „Un, deux, trois-je m'en vais au bois-quatre cinq six-cueillir des cerises",
etc.- Прим. перев.) Рифма
служит в данном случае опорой для группировок, осуществляемых благодаря ритму.
Метод акронимов и
акростихов
Метод акронимов – это очень
распространенный (может быть, даже слишком распространенный) прием, состоящий в
том, чтобы составлять сокращенные названия из первых букв слов, обозначающих то
или иное явление, предмет и т. п. Этот метод, в частности, используют в
названиях множества организаций, институтов и проч., которые мы теперь часто
знаем уже только по их акрониму: СЭВ, ООН, НАТО и т. п. Действительно, многие ли
сейчас могут сказать, как расшифровывается ЮНЕСКО?
Что касается акростихов, то это такие стихи, первые
буквы каждой строки которых (если читать по вертикали) образуют какое-то слово
или даже фразу. Так, для запоминания по порядку черепномозговых
нервов в медицинских институтах используют, казалось бы, бессмысленный стишок:
«Об орясину осел топорище точит, а факир, выгнав
гостей, выть акулой хочет». Первые буквы этих слов и
соответствуют, по порядку, латинским названиям черепномозговых
нервов (I пара – ольфакториус (обонятельный), 12-я пара – хипоглоссус
(подъязычный). ( Во французском оригинале: „Oh, oh, mon photo, tu m'as fait aimer Gounod pendant six hivers" для запоминания тех же нервов. – Прим. перев.)
Цепной метод
Это более сложный метод, при котором элементы
какого-то списка стараются ассоциировать друг с другом в цепь при помощи
мысленных образов, отражающих связи, специально придуманные для каждой пары ее
звеньев. Представьте себе, например, что вам надо запомнить список продуктов в
продовольственном магазине – кофе, масло, ветчину, яйца, хлеб, цыпленка и
капусту. Теперь исходите из первого же образа, который придет вам в голову.
Пусть это будет цыпленок, клюющий кофейные зерна; этот цыпленок вылупляется из яйца, лежащего в капусте, а листки этой
капусты представляют собой бутерброды из хлеба, масла и ветчины. Запомнив этот
сложный сюрреалистический образ, вы смело можете идти в магазин: ни одну из
ваших покупок вы не забудете.
Метод «мест»
При подготовке своих речей древние греческие и римские
ораторы использовали специальные мнемотехнические приемы. Они вспоминали все
объекты, расположенные на дороге, по которой они ежедневно ходили в городе
(«места»). Затем к каждому из этих мест они «привязывали» тезис или аргумент
речи. Скажем, первый тезис мог соответствовать какой-то лавочке, второй – урне
на углу улицы, третий – фонтану на площади и т.п. Когда же они произносили свою
речь, они мысленно проходили по этой дороге и «забирали» в каждом месте
соответствующий элемент.
Можно использовать этот прием и для решения более
приземленных задач – например, для запоминания уже приведенного выше списка
продуктов. Для этого можно, например, мысленно пройти по дому и «разместить» в
каждой части дома один из продуктов – хлеб
в кухне, цыпленка в гостиной, ветчину в ванной, капусту на кровати в спальне,
яйца на лестнице и т.д. (рис. 8.12).
Рис. 8.12.
«Метод мест» может быть использован для самых практичных целей – например, для
запоминания списка покупок в продовольственном магазине.
Метод парных
ассоциаций
В этом методе используются одновременно рифмы и
мысленные образы. Сначала нужно срифмовать десять (а при желании и 20) чисел с какими-то словами, например: один-магазин,
два-трава, три-пузыри, четыре-в
квартире, пять-кровать,
шесть-жесть, семь-тень, восемь-осень, девять-деверь, десять-месяц. Теперь вернемся опять к нашему списку
продуктов и постараемся связать каждый из них с одной из этих опорных точек,
представляя себе тот образ, который получается при таком соединении. Так, в
магазине будет лежать капуста, по траве будет бегать цыпленок, пузыри будут
получаться из кипящего масла и т. д. Потом достаточно будет вспомнить по
порядку все эти образы, чтобы восстановить необходимый список.
Все эти приемы на первый взгляд кажутся детской игрой.
Однако при хорошей организации материала и удачном ассоциировании мысленные
образы, создаваемые в результате таких ассоциаций, могут быть надежным
средством запоминания списка элементов, имеющих друг с другом мало общего.
Даже в том случае, если усилия на составление
мнемонических схем покажутся вам чрезмерными по сравнению с достигаемыми
результатами, помните, что такая игра все равно «стоит свеч»: требуя от вас
постоянной мобилизации воображения, она будет развивать ваши творческие
способности.
Документ 8.4. Нарушения памяти на события, восприятия,
действия или слова
Мозг – очень хрупкий орган. Он состоит из сотен
миллиардов нейронных цепей, в каждую из которых входят сотни синапсов. Все эти
цепи повреждаются при сотрясениях, травмах или кровоизлияниях. Работа их может
также серьезно нарушаться при злоупотреблении некоторыми лекарственными
препаратами или просто из-за ускоренного старения нервной системы.
Одним из первых признаков таких нарушений часто бывает
более или менее глубокое и специфическое забывание какого-то приобретенного
опыта. При амнезиях человек забывает
о тех или иных событиях. При агнозиях
нарушается зрительное, слуховое или тактильное восприятие и человек не узнаёт
предметы или людей. При апраксиях
больной не может воспроизводить определенные действия. Наконец, при афазиях затрагивается одна из областей
мозга, ответственных за речь.
Амнезии (нарушения
памяти на события)
Как мы уже знаем, для переноса следов события в
долговременную память требуется от 15
минут до часа. Это время называется периодом консолидации. Если в этот период у
человека произойдет, например, сотрясение мозга, то события последних минут,
предшествовавших сотрясению, могут не запомниться.
Невозможность вспомнить события, предшествующие
травме, называется ретроградной
амнезией. Как правило, при этом страдает та информация, которая уже
закреплена в долговременной памяти. Однако в ряде случаев хронической
алкогольной интоксикации или маразма, обусловленного преждевременным старением
нервной системы (примером может служить болезнь Альцгеймера (см. гл. 12)),
разрушаются целые блоки памяти, и человек иногда не может даже вспомнить свое
имя или способ обращения с таким привычным предметом, как, например, вилка.
Напротив, при антероградной
амнезии информация не может переходить из кратковременной памяти в долговременную. Такие больные не могут усваивать новую
информацию или новые формы поведения. Подобные нарушения тоже могут быть
связаны с травмами мозга или сенильными психозами.
Агнозии
(нарушения восприятия)
При агнозиях – нарушениях восприятия – рецепторы не затрагиваются
и информация нормально поступает в область мозга, ответственную за ее
переработку. Однако вследствие повреждения этой области информация не
расшифровывается или расшифровывается плохо.
При зрительной
агнозии больной видит то или иное лицо или предмет, но не может его
распознать. Например, он зрительно не узнаёт вилку, но если его попросить
принести эту вещь, то он тут же выполняет приказание (так как слуховое
восприятие остается нормальным).
Напротив, при слуховой
агнозии выдающийся музыкант, например, может после травмы не узнать
мелодию, которую он много раз слышал и играл, однако при чтении партитуры он
будет ее прекрасно узнавать.
Больные с тактильной
агнозией не могут на ощупь с завязанными глазами узнать предметы, которые
они раньше много раз держали в руках. Но стоит снять повязку с глаз, и предмет
тотчас же узнается.
Апраксин
(нарушения программирования движений)
Невозможность выполнять какие-то движения иногда может
быть обусловлена повреждением тех зон мозга, где в норме эти движения
программируются или координируются. Однако некоторые симптомы позволяют отнести
подобную патологию к нарушениям памяти.
При апраксии больные порой не могут осуществлять такие
простые действия, как одевание, или же теряют способность правильно обращаться
с бытовыми предметами. Например, один из таких больных пытался зажечь свечку,
чиркая ею по спичечной коробке.
(Ж. Готфруа «Что такое
психология?», Т. 1, – М., 1992,
С. 348-360; 377-386 – фрагменты)
Пишите на адрес:
info@medpsy.ru medpsyru@gmail.com |
"Клиническая и медицинская психология: исследования, обучение, практика" ISSN 2309−3943 Федеральная служба по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций свидетельство о регистрации СМИ Эл № ФС77-52954 от 01 марта 2013 г. |
|
При использовании оригинальных материалов сайта © ссылка обязательна. |