Особенности семьи и параметры социальной адаптации суицидальных подростков
Соловьева И.Г., Лахонина А.А., Барановская Л.Н., Шарапова Т.В.
(Новосибирск, Российская Федерация)
|
Соловьева Ирина Геннадьевна
– доктор медицинских наук, доцент, заведующая кафедрой
клинической психологии; ГБОУ ВПО «Новосибирский государственный
медицинский университет» Минздрава РФ, ул. Красный проспект, 52,
Новосибирск, 630091, Россия. Тел.: 7(383) 226-19-25.
E-mail: klinpsih.ngmu@rambler.ru irraso@mail.ru
|
|
Лахонина Анастасия Андреевна
– студентка 5-го курса факультета социальной работы
и клинической психологии; ГБОУ ВПО «Новосибирский государственный
медицинский университет» Минздрава РФ, ул. Красный проспект, 52,
Новосибирск, 630091, Россия. Тел.: 7(383) 226-19-25.
E-mail: klinpsih.ngmu@rambler.ru
|
|
Барановская Людмила Николаевна
– медицинский психолог; ГБУЗ НСО «Государственная
Новосибирская клиническая психиатрическая больница № 3»,
ул. Красноводская, 36, Новосибирск, 630051, Россия. Тел.: 7(383) 279-24-40.
E-mail: luda_bar@bk.ru
|
|
Шарапова Татьяна Владимировна
– медицинский психолог; ГБУЗ НСО «Государственная
Новосибирская клиническая психиатрическая больница № 3»,
ул. Красноводская, 36, Новосибирск, 630051, Россия. Тел.: 7(383) 279-24-40.
E-mail: tany5613@yandex.ru
|
Аннотация
В ряду причин смертности во многих экономически развитых странах
подростковый суицид занимает 2—3-е место. Среди факторов,
предрасполагающих к суицидальному поведению подростков, выделяют
психотравмирующие ситуации в детстве (смерть близких, развод,
эмоциональное, физическое и сексуальное насилие), нарушение социальной
адаптации (низкий уровень социальной компетентности; проблемы,
связанные со школой), склонность к риску (прием алкоголя, наркотиков,
участие в драках, высокая сексуальная активность, агрессия,
импульсивное принятие решений). На наш взгляд, базовой причиной
суицидального поведения подростков является нарушение семейного
функционирования и, как следствие, аффективные нарушения, проблемы
формирования собственной идентичности и низкая социальная
компетентность.
Обследовано 13 подростков, совершивших попытку суицида, находящихся
на обследовании и лечении в психиатрической больнице № 3
г. Новосибирска. Получены данные о том, что у
подростков-суицидентов на фоне психотравмирующих ситуаций в детстве
наблюдаются признаки дисфункции семейной системы и нарушение
формирования идентичности. У подростков, совершивших суицидальную
попытку, более высокие баллы по шкале неустойчивого типа акцентуации
(p ≤ 0,01) и более высокий уровень социальной дезадаптации
(p ≤ 0,01) в сравнении с подростками группы контроля.
Получены данные о том, что у подростков, совершивших суицид,
представление о будущей семье, о детях менее дифференцированы, чем у
подростков без суицидальных попыток в анамнезе.
Таким образом, в обследуемой группе подростков на фоне серьезных
семейных психотравмирующих ситуаций наблюдаются признаки дисфункции
семейной системы, что сопровождается нарушением формирования
идентичности, социальной дезадаптацией и склонностью к суицидальному
поведению.
Одним из направлений профилактики суицидов у подростков может быть
работа с семейной историей, ориентированная на поиск ресурсов и
упорядочение структуры семьи, и создание нарративных структур,
способствующих формированию собственной более здоровой идентичности,
что является условием более успешной социальной адаптации.
Ключевые слова:
подростковый возраст; суицид; семейная система; идентичность; социальная
адаптация.
Ссылка для цитирования размещена в конце публикации.
Введение
По данным Всемирной организации здравоохранения, количество суицидов
среди лиц в возрасте 15—24 лет в последние 15 лет увеличилось в
два раза. В ряду причин смертности во многих экономически развитых
странах подростковый суицид занимает 2—3-е место [30; 32]. Россия
занимает 1-е место в мире по абсолютному количеству самоубийств среди
подростков в возрасте от 15 до 19 лет [2; 5; 6].
Одним из факторов развития суицидального поведения подростков
является социально-психологическая дезадаптация, возникающая под
влиянием острых психотравмирующих ситуаций, нарушение взаимодействия
личности с ее ближайшим окружением [2; 7; 10; 13; 16; 24]. По данным
исследований, суицидальные фантазии выявляются у 7—32% подростков,
суицидальные попытки — у 4—7% [10; 26]. Основными факторами,
коррелирующими с воображением ситуации суицида и суицидальным поведением,
являются серьезные семейные дисфункции и высокий уровень стресса
вследствие тяжелых жизненных событий [10; 21; 22; 24; 26; 30].
S.R. Dube и др. (2001) приводят данные о том, что с увеличением
количества травматического опыта в детстве повышается риск развития
суицидального поведения [15].
Среди факторов, предрасполагающих к подростковому суициду,
рассматривают эмоциональное, физическое и сексуальное насилие в детский
период жизни; домашнюю токсикоманию; психические заболевания членов
семьи; лишение свободы; развод; потерю близких [1; 3; 15; 21; 20; 30].
Исследования показали, что суицидальное поведение родителей обусловливает
более высокий риск суицидального поведения у подростков [14; 20]. Причем
суицид матери — более мощный фактор риска, чем отцовский [29].
Кроме особенностей семейной ситуации, среди причин суицидального
поведения подростков выделяют неуверенность, сомнение в себе, осуждение
со стороны взрослых по поводу неуспешности, страх взросления [9]. По
данным Н.Ю. Синягиной (2013), причиной суицидального поведения
часто оказывается уязвленное самолюбие, утрата ценного для подростка
внимания, страх упасть в глазах окружающих, особенно сверстников,
отвергнутая любовь [7]. Исследования последних лет показали, что
«запугивание» — фактор риска воображения суицида и
суицидального поведения у детей школьного возраста и подростков. Причем
более высокий суицидальный риск обусловлен участием в
«запугивании» не только в качестве жертвы, но и в качестве
преследователя или в качестве жертвы-преследователя [11; 12; 18; 19; 27; 31].
Родительский контроль и поддержка со стороны родителей имеют значимый
протективный эффект, как и помощь других взрослых и друзей [11; 18].
По сравнению с подростками только с суицидальными мыслями,
подростки-суициденты значимо чаще имели стрессовый жизненный опыт,
неблагоприятную семейную ситуацию, слабый родительский контроль,
низкий уровень инструментальной и социальной компетентности, более
высокую сексуальную активность, более высокий уровень агрессии, чаще
принимали алкоголь, участвовали в драках, курили ежедневно более чем
одну сигарету и в анамнезе — марихуану [17; 23; 24; 25].
Исследования показывают, что во время совершения самоубийства больше
чем 40% молодых людей и подростков, подвергнутых химической
токсикологической экспертизе, находились под влиянием алкоголя,
медицинских и/или запрещенных наркотиков [28]. N.M. Melhem и
др. (2007) приводят данные о том, что более высокий уровень импульсивной
агрессии у суицидентов в значительной степени обусловлен семейной
ситуацией и более высоким уровнем импульсивной агрессии у родителей [20].
Таким образом, нуклеарная семья является той изначальной социальной
матрицей, внутрь которой уходят корни личности и откуда берутся истоки
ее Я. Вероятно, травматичная семейная история, негативный
семейный опыт предрасполагают к нарушениям в формировании идентичности
ребенка, социальной дезадаптации и, как следствие, в ряде случаев
— к суицидальному поведению. Целью настоящей работы
является исследование особенностей родительской семьи подростков,
совершивших суицидальную попытку, и их представлений о своей будущей
семье в аспекте социальной адаптации.
Материал и методы исследования
Обследовано 13 подростков-суицидентов, находящихся на лечении в
психиатрической больнице № 3 г. Новосибирска. Из них юношей
— 6 (46%), девушек — 7 (54%). Средний возраст —
16 ± 2,6 года. Группу контроля составили 17 подростков
аналогичного пола и возраста без суицидальных попыток в анамнезе.
Исследование проводилось в индивидуальной форме на добровольной основе.
Использовали клиническое интервью, патохарактерологический
диагностический опросник (ПДО) (А.Е. Личко) и методику
«Семейная социограмма» (Э.Г. Эйдемиллер). Особенностью
исследования является то, что при применении методики «Семейная
социограмма» вместо классической инструкции «Нарисуйте
себя и членов вашей семьи в виде кружков» подросткам давалась
инструкция: «Перед вами бланк. Изобразите, пожалуйста, на нем
свою семью любыми обозначениями». На втором этапе работы в рамках
исследования предлагалась инструкция: «А на этом бланке изобразите
семью, которую вам хочется иметь в будущем».
Математическая обработка полученных данных проводилась с помощью
пакета статистических программ STATISTICA 10.0. При сравнении частоты
встречаемости какого-либо признака в группах использовали частотный
анализ (критерий χ-квадрат),
при сравнении степени проявления признака — U-критерий
Манна — Уитни.
Результаты и обсуждение
Исследование состава родительской семьи показало, что в группе
подростков, совершивших суицид, только два человека (15,4%) имеют
полную семью, у 7 подростков (53,8%) в анамнезе смерть одного из
родителей, в том числе у двух (15,4%) — по причине суицида.
Только два подростка из группы суицидентов имеют сиблингов (15,4%).
В контрольной группе 16 человек (94%) воспитывались в полной семье
и случаев суицидальных попыток у родителей не наблюдалось.
Полученные результаты согласуются с вышеприведенными литературными
данными о взаимосвязи суицидальных мыслей и поведения с травматическими
жизненными событиями в анамнезе.
Причины суицидального поведения, которые называют обследуемые нами
подростки, условно можно разделить на три группы:
– |
проблема взаимоотношений (с родителями, с возлюбленными, с органами
опеки) — у 7 (53,8%) подростков;
|
– |
утрата смысла жизни («не вижу смысла жить», «нет цели
в жизни») — 3 (23,1%) подростка;
|
– |
демонстративные попытки («хотелось напугать/проучить»)
наблюдались у троих (23,1%) суицидентов.
|
При сборе анамнеза 6 (46,1%) подростков категорически исключают
возможность повторения суицидальной попытки в будущем, остальные в
беседе не упоминают об этом.
Подростки-суициденты не различались с подростками контрольной группы
по частоте встречаемости акцентуаций характера. В то же время при
сравнении абсолютных показателей шкал ПДО у подростков сиуцидальной
группы вне зависимости от пола значимо выше баллы по шкале неустойчивого
типа акцентуации в сравнении с подростками контрольной группы
(5,7 ± 0,5 и 3,7 ± 0,3 соответственно
при р ≤ 0,01) (табл. 1).
Таблица 1
Сравнение абсолютных показателей шкал психодиагностического опросника
у подростков суицидальной группы и группы контроля
Примечание: при сравнении групп использован U-критерий
Манна — Уитни; данные представлены в виде средней (M)
и ошибки средней (m); в таблице приведены только достоверные различия
между группами и различия на уровне тенденции.
При распределении по полу оказалось, что у подростков-суицидентов
мальчиков, кроме неустойчивого типа акцентуации характера, достоверно
выше показатели по шкалам конформного и астено-невротического типа,
чем у мальчиков группы контроля (4,7 ± 0,4 против
2,8 ± 0,4 при р ≤ 0,01 и
3,5 ± 0,6 против 1,8 ± 0,5 при
р ≤ 0,05).
Выявление риска социальной дезадаптации проводили с помощью шкалы
Ю.В. Попова — Н.Я. Иванова на основе опросника
ПДО. Оказалось, что риск социальной дезадаптации у подростков,
совершивших попытку суицида, достоверно выше, чем у подростков
контрольной группы независимо от пола (1,6 ± 0,2 у
суицидентов и 0,5 ± 0,1 в группе сравнения,
р ≤ 0,001).
Кроме того, нарушение социальной адаптации на уровне микросоциума
(семьи) у подростков-суицидентов наблюдали при анализе рисунков
(социограмм). Так, при применении методики «Семейная
социограмма» мы выявили следующие критерии, отличающие
суицидальную группу от контрольной (рис. 1):
– |
5 (38,4%) обследованных подростков, совершивших суицид, в состав
семьи включают родственников, проживающих отдельно, друзей, психолога
и др., чего не наблюдается на социограммах подростков контрольной
группы (р ≤ 0,01);
|
– |
для 15 (88,2%) испытуемых контрольной группы характерна
структурированность рисунка: иерархичность, рядность (рис. 1г,
1д, 1е); у подростков суицидальной группы такие рисунки встречаются
значимо реже — у 5 (38,4%) человек (р ≤ 0,01);
|
– |
у подростков, совершивших суицид, преобладают условные обозначения
членов семьи — чаще в виде простых по форме геометрических
фигур (рис. 1б и 1в, рис. 2а), и только двое (15,3%) изображают
человеческие фигуры, тогда как 7 (47,1%) подростков контрольной группы
рисуют членов семьи в виде человеческих фигур (р ≤ 0,05);
|
– |
подростки суицидальной группы чаще, чем контрольной, изображают членов
семьи и себя существенно отличающимися друг от друга фигурами/знаками
(61,5% против 5,9%, р ≤ 0,001) (рис. 1в). Причем
изображение себя у трех (23,1%) подростков-суицидентов не имеет четких
границ (фигура с прерывистым контуром) (рис. 1б), один из подростков
обозначил себя в виде точки (рис. 1а), один — надписью
«я»;
|
– |
изображения членов семей у подростков контрольной группы эмоционально
окрашены (улыбаются, держатся за руки) (рис. 1г и 1д), что
отсутствует на социограммах подростков-суицидентов.
|
Рис. 1. Социограммы реальной семьи подростков, совершивших суицидальные
попытки (слева — а, б, в), и подростков контрольной группы
(справа — г, д, е)
Примечание: слева подписи на рисунках сделаны проводившим
исследование клиническим психологом, справа — подростками (по
просьбе психолога).
При исследовании семейной перспективы подросткам предлагалось на
бланке социограммы нарисовать семью, которую они хотели бы иметь в
будущем (рис. 2). Оказалось, что:
– |
5 (38,4%) подростков, совершивших попытку суицида, только дополняют
или частично трансформируют изображение своей реальной семьи и их
рисунки будущей семьи несущественно отличаются от рисунка реальной
семьи; |
– |
подростки контрольной группы значимо чаще, чем подростки-суициденты,
рисуют свою будущую нуклеарную семью (супруги и дети) (100% против
61,6%, р ≤ 0,0,01), причем у тех подростков-суицидентов,
которые таким образом изображают будущую семью, расположение членов
семьи на социограмме становится более структурированным: появляется
рядность и иерархия (рис. 2а);
|
– |
все подростки контрольной группы (100%) обозначают пол детей, в
суицидальной группе половую принадлежность будущих детей указали
только два (15,4%) человека (р ≤ 0,0,0001).
|
Рис. 2. Социограмма будущей семьи подростков, совершивших суицидальную
попытку (слева), и подростков контрольной группы (справа)
Примечание: надписи сделаны самими подростками. На социограмме
слева: «я», «она», «дети» (от
надписи «дети» — стрелка, указывающая на детей).
Подписи справа: «я», «жена», «сын».
Таким образом, у подростков-суицидентов на социограмме имеются
признаки нарушения социальной адаптации на уровне микросоциума
собственной семьи.
Семья является первичным институтом социализации. Идентификация
с членами семьи, «ощущение» семьи как опоры —
необходимое условие перехода к обретению собственного Я,
собственной идентичности. У подростков контрольной группы члены
семьи чаще изображены в виде человеческих фигур, рисунок семьи более
структурирован: прослеживается иерархичность, рядность, на рисунке
прослеживается эмоциональный контекст, отражающий взаимоотношения
между членами семьи.
А.Н. Елизаров (2004) пишет о том, что семья преломляет
социальные роли в индивидуальном опыте жизни каждого поколения, что
создает уникальный внутрисемейный взгляд на сущность и особенности
тех или иных социальных групп. Создание уникальных для каждого члена
семьи ориентиров социальной идентификации — важная часть достижения
собственной идентичности [4].
Особенности, выявленные на социограмме реальной семьи, позволяют
предположить нарушение этапов социализации у подростков-суицидентов.
При анализе социограмм семьи подростков-суицидентов обращает на себя
внимание отсутствие целостности семейной системы: чаще все члены семьи
обозначаются разными геометрическими фигурами, реже — в виде
человеческих фигур; на социограмме отсутствует иерархичность и
какая-либо структурированность; в семью включаются родственники, не
относящиеся к нуклеарной/расширенной семье и не проживающие вместе с
подростком (дядя, тетя), а также друзья. В случае если целостность
семейной системы, характеризующаяся оптимальным уровнем сплоченности,
наличием иерархии, наличием внешних и внутренних полупроницаемых
границ, не сформирована, то крайне затруднительным является прохождение
ребенком первой стадии социализации, когда человек овладевает
элементарными правилами и номами поведения, социальными ролями
(стадия адаптации в концепции А.В. Петровского).
Переход на следующую стадию социализации предполагает формирование
собственной идентичности. Действительно, подростки-суициденты часто
используют фигуру, принципиально отличающуюся от фигур других членов
семьи, но в то же время фигура, с помощью которой подросток изображает
себя, не имеет четких границ (прерывистый или нечеткий контур), или
вовсе подросток обозначает себя как Я или в виде точки.
Н.В. Дмитриева и ее соавторы (2015) рассматривают нарушение
формирования идентичности как один из основных факторов суицидального
риска [3]. По мнению авторов, подростки, имеющие относительно
стабильное представление о том, кем они являются, обладают большими
ресурсами для совладания со стрессом и возникающими трудностями.
Выявленные в настоящем исследовании высокие баллы по шкалам
неустойчивого, конформного и астено-невротического типов акцентуации
характера у подростков-суицидентов, в сравнении с подростками группы
контроля, также могут быть следствием серьезных семейных дисфункций и
проявлением несформированной идентичности. Слабая волевая регуляция,
астения невротического генеза, склонность к конформизму —
характерологические особенности, предрасполагающие в подростковом
возрасте к социальной дезадаптации.
Получены данные о том, что у подростков, совершивших суицид,
представление о будущей семье, о детях менее дифференцированы, чем у
подростков без суицидальных попыток в анамнезе. В то же время у
2/3
подростков-суицидентов на социограмме будущей семьи, в сравнении с
реальной, более выражены границы и иерархия подсистем, что можно
рассматривать как ресурс при оказании психологической помощи.
Заключение
Таким образом, в обследуемой группе подростков на фоне серьезных
семейных психотравмирующих ситуаций наблюдаются различные признаки
дисфункции семейной системы, что сопровождается нарушением формирования
идентичности, социальной дезадаптацией и склонностью к суицидальному
поведению.
Одним из направлений профилактики суицидов у подростков группы
риска и профилактики повторных суицидов у подростков-суицидентов
может быть работа с семейной историей, ориентированная на поиск
ресурсов и упорядочение структуры семьи, и в этом контексте создание
нарративных структур, способствующих поиску собственной более здоровой
идентичности подростка, что является условием более успешной социальной
адаптации.
Литература
1. Войцех В. Клиническая суицидология: монография.
– Москва, 2008. – 280 с.
2. Воробьева Е., Пугачева Н., Живаева Ю.В.
Подростковый суицид // Академический журнал Западной Сибири. –
2012. – № 6. – С. 42–43.
3. Дмитриева Н.В., Короленко Ц.П., Левина Л.В.
Психологические особенности личности суицидальных подростков //
Вестник Кемеровского Государственного Университета. – 2015.
– № 1(61). – С. 127–134.
4. Елизаров А.Н. Психологическое консультирование
семьи: монография. – Москва, 2004. – 399 с.
5. Попов Ю.В., Пичиков А.А. Особенности суицидального
поведения у подростков (обзор литературы) // Обозрение психиатрии и
медицинской психологии им. В.М. Бехтерева. – 2011. –
№ 4. – С. 4–8.
6. Синягин Ю.В. Построение модели мониторинга
профилактики детского суицида // Образование личности. – 2012.
– № 1. – С. 8–11.
7. Синягина Н.Ю. Детский суицид: результаты
исследования // Психологические аспекты детского суицида: технологии
профилактики: сборник материалов международной научно-практической
конференции. – М.: АНО ЩНПРОЦ, 2013. – С. 90–98.
8. Эйдемиллер Э.Г., Кулаков С.А., Черемисин О.В.
Саморазрушающее поведение у подростков: пути исследования, проблемы
и разработка методов психотерапии. — Л., 1991. –
С. 112–117.
9. Аmerican Psychiatric Association Practice
Guideline for the treatment of Patients with Borderline Personality
Disorders // American Journal of Psychiatry. – 2001. –
Vol. 10. – Р. 14.
10. A newly identified group of adolescents at
"invisible" risk for psychopathology and suicidal behavior: findings
from the SEYLE study / V. Carli, C.W. Hoven, C. Wasserman
[et al.] // World Psychiatry. – 2014. – Vol. 13,
№ 1. – P. 78–87.
11. Borowsky I.W., Taliaferro L.A., McMorris B.J.
Suicidal thinking and behavior among youth involved in verbal and social
bullying: risk and protective factors // J. Adolesc. Health. –
2013. – Vol. 53(1). – P. 4–12.
12. Bullying and suicidal behaviors among urban
high school youth / L. Hepburn, D. Azrael, B. Molnar
[et al.] // J. Adolesc. Health. – 2012. – Vol. 51(1).
– P. 93–95.
13. Cassorla R.M. Suicide and adolescence. II.
Psychosocial factors and clinical aspects // Acta Psiquiatr. Psicol.
Am. Lat. – 1980. – Vol. 26(1). –
P. 42–47.
14. Cerel J., Roberts T.A. Suicidal behavior in
the family and adolescent risk behavior // J. Adolesc. Health. –
2005. – Vol. 36(4). – P. 9–16.
15. Childhood abuse, household dysfunction, and
the risk of attempted suicide throughout the life span: findings from
the Adverse Childhood Experiences Study / S.P. Dube, R.F. Anda,
V.J. Felitti [et al.] // JAMA. – 2001. –
Vol. 286(24). – P. 3089–3096.
16. Childhood adversities, interpersonal
difficulties, and risk for suicide attempts during late adolescence
and early adulthood / J.G. Johnson, P. Cohen, M.S. Gould
[et al.] // Arch. Gen. Psychiatry. – 2002. –
Vol. 59(8). – P. 741–749.
17. Differentiating adolescent suicide attempters
from ideators: examining the interaction between depression severity
and alcohol use / K.H. McManama O'Brien, S.J. Becker,
A. Spirito [et al.] // Suicide Life Threat.
Behav. – 2014. – Vol. 44(1). –
P. 23–33.
18. Does parental monitoring moderate the
relationship between bullying and adolescent nonsuicidal self-injury
and suicidal behavior? A community-based self-report study of
adolescents in Germany / V. Jantzer, J. Haffner,
P. Parzer [et al.] // BMC Public Health. – 2015. –
Vol. 24. – P. 583.
19. Espelage D.L., Holt M.K. Suicidal ideation
and school bullying experiences after controlling for depression
and delinquency // J. Adolesc. Health. – 2013. –
Vol. 53(1). – P. 27–31.
20. Familial pathways to early-onset suicidal
behavior: familial and individual antecedents of suicidal behavior /
N.M. Melhem, D.A. Brent, M. Ziegler [et al.] // Am.
J Psychiatry. – 2007. – Vol. 164(9). –
P. 1364–1370.
21. Fergusson D.M., Woodward L.J., Horwood L.J.
Risk factors and life processes associated with the onset of suicidal
behaviour during adolescence and early adulthood // Psychol. Med.
– 2000. – Vol. 30(1). – P. 23–39.
22. Liu R.T., Miller I. Life events and suicidal
ideation and behavior: a systematic review // Clin. Psychol. Rev.
– 2014. – Vol. 34(3). – P. 181–192.
23. Polydrug use and attempted suicide among
Hispanic adolescents in Puerto Rico / J.C. Reyes, R.R. Robles,
H.M. Colón [et al.] // Arch. Suicide Res. – 2011.
– Vol. 15(2). – P. 151–159.
24. Psychosocial and risk behavior correlates of
youth suicide attempts and suicidal ideation / R.A. King,
M. Schwab-Stone, A.J. Flisher [et al.] // J. Am. Acad. Child
Adolesc. Psychiatry. – 2001. – Vol. 40(7). –
P. 837–846.
25. Slap G., Goodman E , Huang B. Adoption as a
risk factor for attempted suicide during adolescence // Pediatrics.
– 2001. – Vol. 108(2). – P. 30.
26. Study on the correlation among adolescents'
family function, negative life events stress amount and suicide
ideation / D. Zhang, L. Chen, D. Yin [et al.] // Wei.
Sheng. Yan. Jiu. – 2014. – Vol. 43(4). –
P. 581–585.
27. Suicidal adolescents' experiences with bullying
perpetration and victimization during high school as risk factors for
later depression and suicidality / A.B. Klomek, M. Kleinman,
E. Altschuler // J. Adolesc. Health. – 2013. –
Vol. 53(1). – P. 37–42.
28. Suicide in children, youths and young adults /
S. Bode-Jänisch, A.K. Krüger, M. Todt [et al.]
// Arch Kriminol. – 2011. – Vol. 227(1–2).
– P. 33–42.
29. The association of parental fatal and non-fatal
suicidal behaviour with offspring suicidal behaviour and depression: a
systematic review and meta-analysis / G. Geulayov, D. Gunnell,
T.L. Holmen [et al.] // Psychol. Med. – 2012. –
Vol. 42(8). – P. 1567–1580.
30. The relation between child maltreatment and
adolescent suicidal behavior: a systematic review and critical examination
of the literature / A.B. Miller, C. Esposito-Smythers,
J.T. Weismoore [et al.] // Clin. Child Fam. Psychol. Rev. –
2013. – Vol. 16(2). – P. 146–172.
31. Trauma experience of youngsters and Teens:
A key issue in suicidal behavior among victims of bullying? /
F. Shireen, H. Janapana, S. Rehmatullah [et al.] //
Pak. J. Med. Sci. – 2014. – Vol. 30(1). –
P. 206–10.
32. Youth risk behavior surveillance-United States
/ D.K. Eaton, L. Kann, S. Kinchen [et al.] // MMWR
Surveill Summ. – 2012. – Vol. 61(4). –
P. 1–162.
Ссылка для цитирования
УДК 616.89-008.441.44:159.9:316.356.2
Особенности семьи и параметры социальной адаптации суицидальных
подростков / И.Г. Соловьева, А.А. Лахонина, Л.Н. Барановская [и др.]
// Медицинская психология в России: электрон. науч. журн. –
2015. – N 5(34) [Электронный ресурс]. –
URL: http://mprj.ru (дата обращения: чч.мм.гггг).
Все элементы описания необходимы и соответствуют ГОСТ Р 7.0.5-2008
"Библиографическая ссылка" (введен в действие 01.01.2009). Дата обращения [в формате
число-месяц-год = чч.мм.гггг] – дата, когда вы обращались к документу и он был доступен.
|