Вернуться на главную страницу
О журнале
Научно-редакционный совет
Английская версия
Приглашение к публикациям
Предыдущие
выпуски
журнала
2012 в„– 5(16)
2012 в„– 4(15)
2012 в„– 3(14)
2012 в„– 2(13)
2012 в„– 1(12)
2011 в„– 6(11)
2011 в„– 5(10)
2011 в„– 4(9)
2011 в„– 3(8)
2011 в„– 2(7)
2011 в„– 1(6)
2010 в„– 4(5)
2010 в„– 3(4)
2010 в„– 2(3)
2010 в„– 1(2)
2009 в„– 1(1)

Экспериментально-патопсихологическая модель и диагностика социального тревожного расстройства

Сагалакова О.А., Труевцев Д.В. (Барнаул)

 

Статья публикуется при поддержке Гранта Президента РФ (МК-219.2011.6)

Статья публикуется при поддержке Гранта РГНФ «Целевой конкурс по поддержке молодых ученых 2012 года» (12-36-01252)

 

 

Сагалакова Ольга Анатольевна

–  кандидат психологических наук, доцент кафедры клинической психологии ФГБОУ ВПО «Алтайский государственный университет».

E-mail: olgasagalakova@mail.ru

Труевцев Дмитрий Владимирович

–  кандидат психологических наук, доцент, заведующий кафедрой клинической психологии ФГБОУ ВПО «Алтайский государственный университет».

E-mail: truevtsev@list.ru

 

Аннотация. Статья посвящена описанию экспериментально-патопсихологической модели и методических приемов диагностики социального тревожного расстройства и его субклинических проявлений. Анализируются необходимые аспекты моделируемой ситуации в ходе экспериментально-патопсихологической диагностики социальной тревоги (прямое оценивание результатов деятельности, создание ситуации успешного и неуспешного выполнения задания, значимость экспертной ситуации обследования и др.). Исследуется тактика целеполагания при социальной тревоге, особенности уровня притязаний и степень их воздействия на организацию, опосредствование аффективных реакций и общую произвольность, подконтрольность деятельности.

Ключевые слова: экспериментально-патопсихологическая модель социального тревожного расстройства, социальная тревога, ситуация оценивания, оценочный стресс, опосредствование аффекта, целеполагание, структура психической деятельность, структура патопсихологического синдрома.

 

Ссылка для цитирования размещена в конце публикации.

 

 

В настоящий момент не вызывает сомнений актуальность психологических исследований социальной тревоги и социального тревожного расстройства (далее иногда СТР) как в связи с распространенностью данного феномена (по данным отдельных исследований, СТР третья в списке наиболее часто встречающихся расстройств в современном западном обществе после зависимостей и депрессии), так и в связи с существенным влиянием симптоматики социальной тревоги на психологическую адаптацию, самореализацию, самоэффективность личности, субъективную удовлетворенность жизнью и вероятность возникновения коморбидных психических расстройств и поведенческих аномалий [21; 22].

Ранее изучены социо-культурные факторы возникновения и поддержания СТР в современном обществе с доминированием противоречивых требований, формирующих взаимоисключающие мотивационные тенденции и поведенческие паттерны реагирования в ситуациях социального оценивания, ситуациях коммуникации с вероятностью отвержения и др [22]. Представлена концептуальная модель социальной тревоги в русле теории деятельности А.Н. Леонтьева, теории «психологических орудий», пато- и нейропсихологических подходов в клинической психологии (Л.С. Выготский, А.Р. Лурия, Б.В. Зейгарник, С.Я. Рубинштейн, Е.Т. Соколова, В.В. Николаева, Б.С. Братусь, А.Ш. Тхостов, др.) [4; 11; 12; 5-10; 1-4; 13-15], теории поля (К. Левин, Ф. Хоппе) и когнитивно-поведенческого направления в психологии (А. Бек, А. Вэлс, Д. Мэттьюс, Д. Кларк, С. Хоффман, Р. Хаймберг, Р. Рэйпи, М. Либовиц, Дж. Биик, Дж. Янг, Ф. Шнейер, М. Селигман, Р. Инграм, А. Маркс, др.), операционализированы психологические компоненты социальной тревоги [17-22].

В авторских исследованиях изучены эмоционально-когнитивные и метакогнитивные стратегии реагирования в разных типах ситуаций социального оценивания (выступление перед аудиторией, знакомство, проверка / контроль знаний, оценка внешности, выражение чувств / мнения и пр.) [17; 18; 20; 22], разработаны и апробированы опросники социальной тревоги, психосемантическая методика диагностики стратегий реагирования в ситуациях оценивания, разработаны психологические рекомендации и психотехнические стратегии опосредствования реакции аффекта в данных ситуациях. Построена типология социальной тревоги, характерной в молодом возрасте, изучена взаимосвязь с параметрами интеллекта, стиля семейного воспитания и установок родителей, склонности к личностным аномалиям, тактикой целеполагания с уровнем социальной тревоги и разным ее типом [22].

Однако насущной и нерешенной в настоящий момент остается проблема, связанная с отсутствием экспериментально-психологического материала в исследовании социальной тревоги. Наряду с высокой распространенностью расстройства и его субклинических разновидностей данная проблема приобретает особое значение. Все больше ситуаций повседневной жизни человека, начиная с раннего детства, связано с прямым или косвенным оцениванием его деятельности, внешности, результативности, компетентности и т.д. Ценности перфекционизма, конкуренции, высокой мотивации достижения, необходимости самодемонстрации и самопрезентации на высоком уровне в разных жизненных ситуациях, культивируемые в современном западном обществе, создают почву для поддержания симптомов социальной тревоги в связи с тем, что гарантию социального успеха обеспечить практически невозможно. Всегда есть вероятность «провала», а это подталкивает многих к тревожным мыслям о возможной неудаче, фиаско у всех на глазах, негативной оценке, порицании, критике, осмеянии. Эти мысли могут поддерживать социальную тревогу долгие годы, провоцируя поведенческие аномалии и коморбидные нарушения психики (избегание, самоизоляция, агрессия, аутоагрессия, суицидальное поведение, зависимости, др.). Недостатки тестового подхода в диагностике тревожных расстройств очевидны. Самый существенный недостаток связан с искажением мотивации испытуемых при тестировании, тенденцией диссимуляции или, наоборот, аггравации имеющейся симптоматики. О нецелесообразности использования тестового подхода в практике индивидуальной диагностики и коррекции писали Б.В. Зейгарник, С.Я. Рубинштен как представители классической московской психологической школы: «…Многие тесты похожи на фальшивые весы с мнимо точными делениями…» [16, c. 97].

С одной стороны, достаточно очевидная направленность содержания пунктов Опросников не позволяет в достаточной мере валидно и надежно судить о реальной выраженности социальной тревоги, степени ее влияния на повседневную адаптацию испытуемого в жизни, оценке вероятных поведенческих аномалий, рисков декоменсации. Существующие в зарубежной и отечественной психодиагностике опросники социальной тревоги не отличаются комплексностью исследования феномена, в основном сосредотачиваясь на каком-то одном аспекте расстройства или его разновидности. С другой стороны, если говорить о развитии диагностики социальной тревоги в рамках метода тестирования, — необходима разработка, как минимум, многофакторных опросников СТР, направленных на воссоздание всех существенных аспектов индивидуального переживания страха оценивания, тревоги в специфических ситуациях, ее влияния на адаптацию, доминирующие стратегии совладания, вероятные пути декомпенсации и поведенческие риски. Многофакторный опросник СТР может позволить не только проводить комплексную психологическую диагностику, но и отслеживать / профилактировать возможные «осложнения» социофобической, социально-тревожной симптоматики у испытуемых с учетом возраста и пола [18; 22]. В настоящий момент авторами также разрабатывается диагностический инструментарий в виде многофакторного Опросника СТР.

Целью данной статьи является анализ возможностей экспериментально-патопсихологической диагностики социальной тревоги, СТР.

Важной задачей на пути разработки экспериментально-диагностического инструментария является анализ СТР в русле методологии пато- и нейропсихологии.

Методики патопсихологии, несмотря на свою эвристичность и актуальность и в настоящее время, требуют современной адаптации, конструирования новых экспериментально-психологических средств для решения задач, диктуемых практикой, в том числе, для анализа природы и поддерживающих факторов расстройств тревожно-аффективного спектра (социальной тревоги, генерализованной тревоги, депрессий, др.) и личностных аномалий. Многие проблемы клинической практики, поставленные в свое время Л.С. Выготским, Б.В. Зейгарник, С.Я. Рубинштейн, являются актуальными и для современной науки. В современной научной психологии постепенно возвращается понимание высокой ценности патопсихологии и необходимости проведения дальнейших исследований в рамках патопсихологии и нейропсихологии как основных разделов клинической психологии.

Экспериментальная диагностика при исследовании психических феноменов в патопсихологической модели опирается на ряд ключевых принципов: моделирования реального пласта жизни человека, качественного анализа процесса деятельности, а также — объективной регистрации особенностей ситуации обследования (протоколирование, обобщение результатов). Экспериментальная процедура при патопсихологическом исследовании СТР связана с моделированием ситуации социального оценивания со всеми соответствующими атрибутами «in vivo» или «in vitro». Базовым принципом патопсихологического обследования выступает, согласно Б.В. Зейгарник, С.Я. Рубинштейн, качественный анализ выполняемой деятельности. В ситуации оценивания качественный анализ застрагивает комплексную систему отношений и паттернов реагирования, способность сохранять целенаправленность деятельности в ситуации критики, успеха и неуспеха, опосредствовать непосредственные аффективные реакции, умение совладать с влиянием ситуации и стабилизировать самооценку, корректируя уровень притязаний в соответствии с особенностями и требованиями ситуации. Наиболее близко к решению этой задачи подошел ученик К. Левина, — Ф. Хоппе, разработав методику исследования уровня притязаний. На базе этой методики Б.В. Зейгарник, Б.С. Братусь, В.Н. Павленко описали систему анализа механизмов целеполагания в норме и патологии (при личностных аномалиях, невротических расстройствах). Не говоря об организационном компоненте, Б.С. Братусь при характеристике нарушения деятельности при личностностных аномалиях пишет: «…Психокоррекционная работа должна быть направлена на формирование операционально-технического алгоритма построения и реализации программ деятельности. Необходимо … постепенное, развернутое и поэтапное обучение навыкам планирования с переходом от простейших задач к сложным моделям жизненных ситуаций. [3]. Однако оснащенность операционально-техническими средствами исполнения деятельности и навыками планирования составляет уже характеристику действий как целеполагания, организацию всей активности для достижения цели при решении познавательных задач (подконтрольность, критичность, целенаправленность), что определяет особый компонент патопсихологического синдрома, о котором пишет Е.Т. Соколова. Данный компонент и представляет собой организационный компонент деятельности (произвольное целеполагание), который не всегда выделяется в качестве самостоятельного звена [15]. Б.С. Братусь пишет, что непроизвольное целеобразование осмысляется как «операция», а произвольное понимается с точки зрения уровня «действие» (анализируется подконтрольность, организованность, планомерность действия) [3].

В целом, патопсихологическая модель анализа любых нарушений психической деятельности основана на синдромальном анализе, базирующемся на определении степени нарушения отдельных звеньев психической деятельности (установление структуры патологии) с выявлением главного(ых) компонента(ов) нарушения (синдромообразующего радикала, фактора). Патопсихологическая структура расстройства соотносится с определением сохранных сторон психической деятельности, анализом согласованного исполнения единой психической деятельности при решении познавательных и других задач в условиях патопсихологического экспериментального обследования, моделирующего «реальный плат жизни» человека (Б.В. Зейгарник) [7; 10].

Компоненты психической деятельности при анализе патопсихологического синдрома опираются на теорию деятельности А.Н. Леонтьева, а также теорию «психологических орудий» (Л.С. Выготский). В особенности, — на следующие положения в рамках теории «психологических орудий»: о социальном происхождении и прижизненном становлении высших психических функций, их организации (и реорганизации), опосредствованности средствами знаково-символических систем, произвольности осуществления, их системно-динамической локализации в ЦНС (Л.С. Выготский, А.Р. Лурия) [4; 12].

При анализе психической деятельности в модели патопсихологии психолог исследует ряд ее составляющих, оценивая сохранные и нарушенные компоненты, первичность нарушения в том или ином звене деятельности, т.е. определяя синдромообразующий радикал. Для определения патопсихологического синдрома необходим детальный анализ структуры психической деятельности при выполнении познавательных задач. Основные компоненты деятельности, анализируемые в процессе патопсихологического обследования таковы: 1) мотивационный (исследуются особенности аффективного реагирования в процессе обследования, смыслообразующая и побуждающая функции мотивов, адекватность иерархии мотивов и самих мотивов, способность к возникновению новых мотивов деятельности как индикатор возможности развития личности, опосредованность мотивов деятельности); 2) операциональный (операциональная оснащенность деятельности, соответствие норме отдельных операций при запоминании материала, воспроизведении, осуществлении мыслительных задач на категоризацию, синтез, анализ, восприятие, способность автоматически выполнять вспомогательные операции деятельности, не фиксируясь на отдельных элементах, способность актуализировать при допущении ошибки или усвоении нового материала операциональную сторону деятельности, тип нарушения операционального компонента мыслительной деятельности — снижение или искажения процесса обобщения); 3) динамический (анализируется степень гибкости, лабильности, ригидности, равномерности темпа психической деятельности при выполнении заданий); 4) характеристика действий с точки зрения их планомерности, организованности — организационный компонент (целеполагание, планомерность, целенаправленность, подконтрольность и критичность деятельности), иногда не выделяемый как самостоятельный компонент в силу его высокой взаимосвязи как с мотивационным компонентом, так и операционально-техническим.

Фактически, операционально-техническое оснащение деятельности, выстроенное в соответствии с доминирующим мотивом деятельности, конкретизированным в целях, и обеспечивает организованность, согласованность, планомерность и целенаправленный характер ее исполнения. Субъективная стрессовость ситуации оценивания, неопосредствованная системой культурных кодов, механизмами саморегуляции, сформированными в онтогенезе, — может вызывать мерцание при удержании в активном внимании «образа цели», искажение мотивов деятельности, смещение «мотива на цель» и «на средства». Организационный компонент деятельности представлен целеполаганием, планомерностью деятельности и критичностью к ее результатам (организация поведения с помощью психологических орудий). Это организационно-программная архитектура выполняемого задания, позволяющая строить и редактировать все этапы и элементы выполняемой деятельности (ставить цель, определять этапы и план, средства для их реализации в соответствии с целью, контролировать процесс ее выполнения, корректировать при необходимости). Деятельность, как внутренняя, так и внешняя — это, в первую очередь, процесс, регулируемый системой целей. В структуре деятельности цель — наиболее осознаваемый компонент. Целенаправленность деятельности позволяет оценить, как субъект сознательно планирует свои действия для достижения какого-либо желаемого им результата (цели). Цель обеспечивает направленное на «образ результата» течение деятельности [14; 15].

В патопсихологическом эксперименте цель задается инструкцией к отдельным методикам. Не всегда действия при работе с методиками согласуются с поставленной перед испытуемым задачей (нецеленаправленность). Выявление патологии, нарушения данного компонента деятельности осуществляется при  решении умственных, познавательных задач, которые и представляет большинство методик патопсихологии. Наряду с планомерностью решения задачи, в рамках данного компонента мы в целом оцениваем целеполагание, можем моделировать и варьировать ситуации оценивания результатов работы испытуемого практически в рамках выполнения любой методики патопсихологии.

Целеполагание не выступает в качестве самостоятельной задачи деятельности, но сопровождает любую деятельность и обеспечивает планомерность при решении всевозможных познавательных, когнитивно-перцептивных и других задач, моделируемых при патопсихологическом обследовании.

В этом контексте, моделирование решения познавательной задачи и прямого оценивания текущих результатов с фиксацией динамики системы отношений, степени влияния оценочного стресса на организацию деятельности, — является основным экспериментально-методическим приемом диагностики социальной тревоги и ее «дезорганизущего» потенциала.

Способность человека выстраивать свою деятельность в соответствии с целью, находить смысл деятельности, формировать мотив деятельности, подбирать адекватные средства для ее выполнения, совершать определенные операции, соотносить свои возможности степени сложности задания, корректировать уровень притязаний, ставить при необходимости промежуточные цели и пр. характеризует особенности тактики целеполагания, стабильность самооценивания. Целенаправленность, подконтрольность, критичности деятельности при выполнении таких заданий — основные структурные единицы, на которое направлено диагностическое внимание клинического психолога.

С точки зрения анализа социальной тревоги данный компонент деятельности диагностически наиболее значим.

Высокий уровень социальной тревоги делает неэффективной или невозможной целенаправленность деятельности в социальных ситуациях из-за редукции опосредствования аффекта тревоги и своевременной коррекции уровня притязаний, соотношения реальных и идеальных целей деятельности, выбора тактики целеполагания, формирования системы саморегуляции при решении социально-значимых, моделируемых в эксперименте, задач [19].

Мотивационная сторона деятельности или мотивационный компонент — базовый компонент (основной в теории деятельности) — то, ради чего человек выполняет задание, придает деятельности личностный смысл, значимость, целенаправленность с точки зрения осмысленности. Компонент связан с основными идеями теории К. Левина, исследовавшего формирование динамического напряжения (квазипотребность), требующего разрядки с помощью соответствующих операций и средств деятельности при условии поставки соответствующих целей. В патопсихологическом эксперименте квазипотребность (или «мотив экспертизы») будет указывать на сформированность данного компонента деятельности, адекватную система отношений в разных типах вазимодействия в ситуации обследования [6-8].

Данный компонент деятельности также существенен при анализе социального тревожного расстройства. Целеполагание напрямую взаимосвязано с базовым деятельностным компонентом — мотивацией, личностным смыслом деятельности, регулирующим подконтрольность и целенаправленность деятельности, задающим направление активности и «образ результата действия». Мотивационное противоречие вызывает рассогласование гармоничного исполнения деятельности, заключающееся в одновременной актуальности мотивов избегания и достижения, слипании данных мотивов деятельности в экспериментальной ситуации, что указывает и на нарушение целеполагания [1-3; 5].

Операциональная сторона (компонент) деятельности — это технически-исполнительский компонент, звено операций, с помощью которых осуществляется деятельность, способы осуществления действий. Операции характеризуют техническую сторону выполнения действий. Если действие отвечает собственно цели, то операция отвечает условиям, в которых эта цель дана. «Условиями» называются как внешние обстоятельства, так и возможности, или внутренние средства, самого действующего субъекта. Когда мы говорим об операционально-технической оснащенности деятельности, мы имеем в виду возможность сознательного или автоматизированного использования субъектом средств в имеющихся обстоятельствах, в которых поставлена цель [3].

В патопсихологическом анализе структуры дефекта важной диагностической задачей является определение центрального механизма и фактора, нарушающих согласованное исполнение всей психической деятельности на фоне сохранности или относительной сохранности отдельных компонент деятельности. Сохранные звенья психической деятельности выступают компенсаторным ресурсом в практической психологической работе. При патопсихологическом анализе диагностически значимо определение первичного, вторичного, иногда и третичного компонентов нарушения психической деятельности (В.В. Николаева). Первоначально сохранные психические функции, организованные в целенаправленное выполнение психической деятельности, но осуществляемые в условиях болезни, будут искажаться под воздействием первичного дефекта (фактора). Психическая деятельность как бы «подстраивается» к новым неблагоприятным условиям болезни, искажая свой «нормальный» ход, содержание и согласованность осуществления. В этом смысле, «вторичные» и «третичные» симптомы искажения психической деятельности выступают как результат приспособления к имеющимся условиям болезни. Выпадение того или иного фактора (синдромообразующего радикала) приводит к системному нарушению всей функции в целом. Этот процесс представляет собой «эффект домино», который выражает поэтапное рассогласование целостной психической деятельности, нарушает ее организованный и опосредствованный характер протекания. О важной роли определения в структуре дефекта первичных, вторичных и даже третичных симптомов искажения психической деятельности писали В.В. Николаева, А.Ш. Тхостов, Г.А. Арина и другие. Синдромный анализ предполагает формулирование представлений о нормативной модели протекания психических функций и их патологии при разных психических нарушениях. Согласно теории деятельности и теории «психологических орудий», психические процессы мыслятся как интериоризированные посредством знаковой системы и в процессе социализации виды изначально внешней развернутой деятельности. Внешние виды деятельностей постепенно интериоризируются во внутренний пласт осуществления, становясь свернутыми, автоматизированными видами психической деятельности, обеспечивающей организованный и опосредствоанный характер целеполагания [4; 11; 15].

Патопсихологический, нейропсихологический синдром может быть определен при реализации соответствующего эксперимента, проводимого с использованием нейро- и патопсихологических методик. При определении синдрома средствами нейро-, патопсихологического эксперимента клинический психолог выносит обоснованное экспертное суждение, составляет заключение, в рамках которого указывается констелляция первичного(ых) фактора(ов), взаимосвязанных с ними и взаимообусловленных вторичных (иногда и третичных) симптомов, протекающих на фоне сохранных компонент психической деятельности. На основании определения структуры нарушения можно прогнозировать динамику состояния, вырабатывать необходимые тактики и подбирать средства восстановления и реабилитации психической деятельности. Моделирование патопсихологического эксперимента с использованием разработанной в школе К. Левина (основателя теории поля и учителя Б.В. Зейгарник) методики Ф. Хоппе «Уровень притязаний» позволяет оценить степень влияния на процесс целеполагания ситуации оценочного стресса. Кроме того, методика позволяет выявить степень организации / компенсации / дезорганизации поведения при моделировании ситуации «неуспеха» и «успеха», критики или похвалы, наличия и отсутствия помощи, ограничения времени выполнения «умственного» задания (регламентация деятельности). Исследование уровня притязаний необходимо при диагностике социальной тревоги, социального тревожного расстройства (далее иногда СТР), оценке рисков декомпенсации.

Целеполагание при личностных аномалиях достаточно подробно изучено Б.В. Зейгарник, Б.С. Братусем. Авторы экспериментально определили критерии дифференциальной диагностики личностных аномалий и невротических расстройств (слипание, гиперразведение реальных и идеальных целей), а также разработали пространство эмпирических индикаторов оценки степени (глубины) первичной и вторичной личностной аномалии [1-3; 5; 8]. На основе данной методики можно судить о степени устойчивости самооценки, особенностях влияния ситуации на самооценивание и выбор тактики поведения, степени овладения эмоциями и поведением при экспертном оценивании результатов деятельности. Нарушение целеполагания является значимым диагностическим аспектом владения собственным поведением в практике психиатрической диагностики, судебно-психиатрической, психолого-психиатрической, психолого-педагогической экспертизы для оценки степени влияния ситуации на поведение человека при определенных обстоятельствах.

Ситуация экспертного оценивания, моделируемая в методике Ф. Хоппе, представляет собой создание условий оценочного стресса, требующего мобилизации совладающих стратегий реагирования, удержания фокуса внимания на содержательной цели деятельности, произвольности в сохранении организованности, подконтрольности, опосредствованности эмоций и поведения. Моделирование такого рода ситуаций оценивания является эвристичным, продуктивным диагностическим средством определения выраженности социальной тревоги и степени ее влияния на процесс осуществления познавательной деятельности в условиях регламентации времени, определения доминирующих стратегий совладания с оценочным стрессом (избегание, обесценивание, блокировка признаков тревоги, мониторинг и предвосхищение негативной критики и др.) [8]. Исследовательская модификация целей, инструкции, индикаторов диагностики методики Ф. Хоппе позволяет использовать данное методическое средство для диагностики целеполагания при социальном тревожном расстройстве, выраженности и типа социальной тревоги, паттернов реагирования в социально оценочных ситуациях.

Процедура данной методики предполагает, что страх оценивания будет сформирован, определенный уровень социальной тревоги возникнет (дефицит времени, прямое оценивание деятельности, авторитетный эксперт). Достижения и неудачи публично регистрируются и оцениваются. При этом фиксируется целенаправленность, подконтрольность, критичность к полученным результатам, способность организовывать и поддерживать временно созданную для достижения поставленной цели функциональную систему. Диагностически значимыми параметрами в анализе поведения испытуемого с социальной тревогой оказывается оценка степени гибкости / ригидности тактики целеполагания, соотношения реальных и идеальных целей (уровень притязаний и самооценивание), адекватности реагирования на успех и неуспех, возможность саморегуляции деятельности, определение наличия или отсутствия устойчивой тактики целеполагания, дезорганизации деятельности в ситуации стрессового оценивания.

Особенностью СТР является эмоционально-мотивационное рассогласование между страхом оценочных ситуаций, тенденцией к их избеганию и желанию участвовать при уверенности в успехе. Зачастую потребность участия в таких ситуациях с исходом «успех», ценность позитивного оценивания значительно выше, чем у лиц с низким и средним уровнем выраженности социальной тревоги [22]. При СТР характерно одновременное сочетание мотивации избегания и мотивации достижения. Высокий уровень притязаний и потребность позитивного оценивания сочетается с субъективной непереносимостью ситуации негативного оценивания, столкновения с неуспехом (избегание). Уровень притязаний включает в себя уровень трудности намечаемых человеком задач, подход к их решению, реакцию на успех и неуспех, коррекцию выбора в зависимости от уровня достижения, адекватность линии поведения, отраженную в стратегии выбора, а, следовательно, продуктивность отработанной тактики, степень ее лабильности или устойчивости [1-3; 5]. Б.В. Зейгарник писала: «Человек всегда живет в ситуации, которая требует от него определенного действия, поступка здесь и сейчас. Вместе с тем его действия и поступки также детерминированы отдаленными целями и мотивами, которые часто стоят в противоречии с «сиюминутными». Человек должен сам сделать выбор между ними. И только тогда, когда поведение человека опосредствуется именно структурой согласованных дальних и ближних целей, можно говорить о зрелости его личности. Иными словами, опосредствованность является результатом диалектической борьбы противоположностей в структуре мотивов и ценностей человека» [6, с. 12]. Умение «встать над ситуацией», овладеть своим поведением, «оттормозить» сиюминутные побуждения и автоматические реакции на стимулы, угрожающие самооценке, характеризует личность опосредствованную, способную совладать с тревогой и достигать поставленные цели, обладающую устойчивым самооцениванием, не зависящим от особенностей конкретной ситуации.

СТР впервые рассматривается в рамках патопсихологического синдромного анализа, это дает авторам возможность рассмотреть данный феномен в общем терминологическом и методологическом контексте патопсихологии, сравнить со структурой нарушений деятельности при других тревожных, личностных расстройствах. Данный вид анализа обеспечивает возможность определения первичного, вторичного компонента нарушения деятельности в оценочных ситуациях ее осуществления на фоне сохранных компонент деятельности. Очевидным маркером СТР выступает снижение уровня регуляции аффекта в оценочных ситуациях, вызывающее дезорганизацию деятельности, потерю контроля, владения своим поведением и эмоциями в ситуации, избегание или другие стратегии дезадаптивного копинга. Страх негативной оценки, критики, осмеяния, отвержения, публичного унижения могут полностью парализовать социальную активность, которая всегда сопряжена с «проверкой» способностей, контролем результатов деятельности, «аттестацией» навыков, подтверждением компетентности. Ослабление гибкости динамического регулирования познавательных процессов искажает целенаправленный характер деятельности, избирательность когнитивно-перцептивной деятельности в социальных ситуациях оценивания. Л.С. Выготский и А.Р. Лурия подчеркивали, что когнитивная регуляция деятельности есть активный, динамический и гибкий процесс, выстраиваемый в соответствии с поставленной целью, регулируемый мотивами деятельности. Субъект деятельности может произвольно реорганизовывать структуру регулятивных систем за счет определения целей и вспомогательных подцелей деятельности (уточнения и последовательной организации промежуточных операционально-технических средств и субцелей), а также посредством применения психологических орудий (знаков, внутренней речи), разнообразных способов овладения деятельностью и поддержания адекватных целевых установок. Произвольность поведения в ситуации оценивания нарушается за счет искажения когнитивного контроля в состоянии аффекта, при этом управление деятельностью перестает быть целенаправленным, организованным, адекватным ее цели и мотиву [4; 11]. Данный тезис может лежать в основе разработки психотехник опосредствования социальной тревоги. Степень субъективной стрессогенности оценочных ситуаций (проверки / контроля знаний, выступления перед аудиторией) может выступать условием, повышающим вероятность декомпенсации, однако, это еще не определяет факт дезорганизации деятельности и потери ее организационных настроек, поскольку именно во временном контексте ситуации (с ее конкретной целью и координатами стрессогенности) формируется система регуляции деятельности, необходимая для овладения эмоциями и поведением. С точки зрения отечественной психологии личности и патопсихологии, система смыслообразующих мотивов, составляющая остов личности, формирует контекст деятельности человека, определяя ее личностный смысл (А.Н. Леонтьев). В русле этого подхода, патология личности, например, при аддикциях, расстройствах пищевого поведения, рассматривается через патологию системы мотивов (Б.В. Зейгарник, П.Б. Братусь). Феномен сдвига мотива на цель, когда изначально социальный и адекватный мотив деятельности становится целью, отодвигая мотивационную смысловую основу деятельности на второй план, тем самым искажая изначальную личность человека и адекватный характер ее деятельности.

При СТР первоначальные мотивы социального характера являются адекватными (желание понравиться, стремление к совершенству, мотивация достижения успеха в социальной среде), однако с течением расстройства происходит «сдвиг мотива на цель», и уже не стремление к достижению побуждает и придает смысл деятельности человека, а — желание не испытывать тревогу и напряжение в социальных ситуациях, максимально скрывать признаки собственной тревоги. Это связанно с позицией «self-focus attention», самоконцентрацией внимания (смещение фокуса внимания на отдельные операционально-технические компоненты деятельности) не на самом процессе достижения успеха и получении признания и поддержки, а на собственных проявлениях в этих ситуациях — как выглядеть, как не демонстрировать признаков волнения, как избежать рискованных обстоятельств и смещением внимания на второстепенные аспекты исполнения деятельности («экзаменатор» что-то помечает в блокноте, лицу стало жарко, вопрос задан «недружелюбно», «мои руки дрожат, это замечают другие», «они подумают, что я некомпетентен») [21; 22]. При выраженном страхе негативного оценивания в связи с негативным прогнозированием, попытками вторичного управления тревогой, характерно нарушение внимания. По мере роста интенсивности переживания социальной тревоги и страха оценивания данное нарушение становится все более заметным. Внимание дезорганизуется, перестает произвольно регулироваться целью деятельности. Оно оказывается во власти второстепенных стимулов, связанных с предощущением опасности, угрозы осмеяния, отвержения, критики, социального фиаско. «Объективные» компоненты ситуации перестают учитываться, при этом центр внимания направляется на несущественные аспекты деятельности (отслеживание, как окружающие могут реагировать). Деятельность коммуникации претерпевает патологическую трансформацию, это указанный выше «сдвиг мотива на цель» или даже «цели на средства». Кроме того, социально-значимый мотив («донести информацию до слушателей»), диктуемый ситуацией, оказывается смещенным в отношении целей: «окружающие не должны заметить признаки волнения», «необходимо отслеживать проявления», «это недопустимо, чтобы окружающие заметили некомпетентность» [17; 21].

Вспомогательные операционально-технические средства донесения информации в ситуации выступления перед аудиторией (тон голоса, положение тела, физиологические проявления, т.п.) смещаются с периферии произвольного внимания, теряя автоматизированный характер реализации и «прозрачность» данной функции, становясь основным его фокусом (или флуктуируя в зазоре между произвольной содержательной целью и вспомогательными операциями ее достижения). В таких условиях деятельность в оценочных ситуациях теряет свою целенаправленность, поскольку социально-значимая цель замещается операциональными аспектами ее достижения, утрачивая свой содержательный смысл. Присутствие в ситуации субъекта с такой деятельностно-организационной структурой выполнения задачи вызывает у него резкое повышение тревоги и желание избежать ситуации [21].

Операционально-технический компонент, как уровень средств осуществления деятельности в норме также может быть осознан, если необходимо идентифицировать допущенную ошибку, затем деятельность опять возвращается на смысловой уровень. При СТР подобный «возврат» затруднен. В ситуации тревоги переживание социальной «ошибки», некомпетентности и собственного несоответствия заставляет субъекта постоянно проверять и перепроверять свое поведение на уровне организации деятельности, не позволяя перейти (вернуться) на уровень целевой регуляции. Такая «пробуксовка» на операционально-техническом компоненте деятельности связана и с повышением психической ригидности в стрессовой ситуации и провоцирует ослабление возможностей опосредствовать усиление тревоги,  разрыхление динамической регуляции познавательных процессов, искажение целенаправленности и организационной слаженности деятельности. Процесс конструктивной регуляции возможен только при активном фокусировании внимания на образе цели, сохранении ее в оперативной памяти на протяжении всей деятельности в ситуации оценивания при одновременном абстрагировании от несущественных деталей. Все когнитивно-перцептивные процессы должны быть выстроены, в соответствии с реализуемой в настоящий момент целью при постоянном оттормаживании отвлекающих стрессогенных стимулов (кто-то разговаривает в аудитории, преподаватель что-то помечает в блокноте, лицу стало жарко, вопрос задан «недружелюбно» и пр.).

Проведенные авторами исследования показали высокие значимые взаимосвязи социальной тревоги и амплитуды уровня притязаний в моделируемых условиях чередования успеха / неуспеха при выполнении задания на решение «познавательных задач». Психологическое значение амплитуды профиля уровня притязаний выражено степенью влияния эмоций на процесс целеполагания, организацию деятельности и произвольность поведения в данном процессе. Чем больше амплитуда, тем больше влияют эмоции (реакция на успех и неудачу) на этот процесс. Отмечается высокое «целевое отклонение» (амплитуда) в ситуации неуспеха, связанное с резким понижением уровня притязаний, при этом реакция на успех — неоднозначная и связана не только с выраженностью социальной тревоги, но и с иными когнитивно-эмоциональными особенностями личности испытуемого. При доминировании избегающих паттернов реагирования в ситуациях уровень притязаний при позитивном оценивании (успех) повышается незначительно или остается на прежнем уровне без повышения, в то время как при негативном оценивании (неуспех) резкое снижается, возникает желание закончить деятельность, реакция самооправдания и/или самообвинения. При доминировании паттернов реагирования в виде попыток скрыть признаки волнения, абстрагироваться от ситуации прямого оценивания и/или обесценить данную ситуацию наблюдается, как правило, какой-то неадекватно-ригидный крайний вариант тактического приема целеполагания (он может быть сверхосторожным или, наоборот, сверхамплитудным). Основным дезорганизующим деятельность компонентом оказывается ригидность уровня притязаний и невозможность его своевременной коррекции [21]. Дезорганизующее влияние негативного оценивания на целеполагание — основная особенность при высоких показателях социальной тревоги.

При СТР уровень притязаний может быть как завышенным (в том числе нереалистично), так и заниженным, что указывает на разные специфические личностные паттерны реагирования на фрустрацию позитивного оценивания (в широком смысле — либо избегание и самообвинения — это встречается чаще, либо обесценивание и обвинение обстоятельств со срывом деятельности). Однако, стабильной характеристикой целеполагания при СТР является высокая степень влияния эмоций в ситуации неуспеха на дальнейшую деятельность. Чем более значимым оказывается выполняемая деятельность для субъекта, тем выраженнее выступает данная тенденция при «неуспехе» (вплоть до срыва деятельности и отказа выполнять задания) [21]. Своевременная корректировка уровня притязаний в ситуации успеха / неуспеха также затруднена, в связи с этим уязвимость самооценки оказывается повышена.

Способность произвольно управлять аффектом в субъективно стрессовой, оценочной, например, ситуации выступления перед аудиторией, регулировать деятельность в соответствии с целью (содержанием), а не в соответствии с второстепенными стимулами («отслеживать, как я выгляжу в глазах окружающих», «скрывать признаки волнения», «определенные мысли опасны»), связана с возможностью формировать и использовать различные, а не фиксированные способы регуляции деятельности при решении конкретных задач, создавать символические формы овладения собственным поведением, использовать культурные знаки для организации тревоги. Этот прием в ситуации прямого оценивания позволял стабилизировать самооценку и сгладить «амплитудные» «целевые отклонения» в ситуации критики результата деятельности.

По мысли А.Р. Лурии, «…Символический прием, включенный в систему поведения, так же, как и речь, опосредствует реакцию, отрезает возбуждение от непосредственного переключения на моторику и ведет к сложной организованной структуре реактивного процесса. … Всякая символическая система может служить мощным приемом преодоления и организации аффекта» [12, c. 518]. А.Р. Лурия экспериментально показывает роль символических приемов в овладении аффектом. Он пишет: «Выражая свои переживания в символе… перестает изживать свой аффект, мы больше не видим … ни плача, ни всхлипываний, ни диффузного моторного возбуждения. …Символ преодолел здесь аффект … перейдя от непосредственного, биологического изживания к культурным формам овладения …Мы снова убеждаемся, что механизм опосредствования примитивного процесса каким-нибудь культурным знаком является важнейшим… механизмом в загадочном овладении человеком своим поведением… Овладение… поведением развивается не в меру роста произвольных «волевых» усилий, но в меру развития умений пользоваться внешними знаками для поставленных перед собою задач» [12, c. 518]. По мысли А.Р. Лурия, преодоление неконтролируемых аффективных состояний возможно за счет включение в процесс переживания культурного знака, альтернативного символа, опосредствующего, заменяющего непосредственную реакцию, например, страха и избегания в ситуации оценочного стресса.

А.Р. Лурия подчеркивал, вслед за Л.С. Выготским, неоценимую роль психологических, культурных «средств» (орудий, знаков) в восстановлении, организации и опосредствовании изначально импульсивных, примитивных, болезненно неопосредствованных реакций. Автор отмечает, что «…непосредственное усилие является неэффективным в задаче овладения собственным поведением», овладение поведением и эмоциями оказывается возможным на «опосредствованных путях» с помощью «перехода к сложной культурной операции», при этом основная задача заключается «…в смене структуры реактивного процесса, в замене непосредственной, импульсивной или «волевой» реакции реакцией сложной, опосредствованной». А.Р. Лурия пишет, что именно в данной «…культурной операции употребления вспомогательных средств, установления стимулов, имеющих обратное действие на самого субъекта, человек оказывается в состоянии … успешно овладеть своим поведением» [12, c. 508].

Патопсихологический анализ социальной тревоги, СТР позволяет определить пути психологической коррекции и компенсации, связанный с необходимостью в процессе психологической помощи формирования системы опосредствующих непосредственное реагирование средств (знаков, символических орудий) совладания с тревогой и тенденцией к избеганию, а также — с формированием гибких динамических регулятивных систем в соответствии с целевыми приоритетами ситуации, способности произвольно удерживать образ цели на протяжении всей деятельности при «оттормаживании» второстепенных или вспомогательных компонент деятельности, фокусируя активное внимание на содержании цели деятельности, предотвращать искажение целевой и мотивационной основы деятельности, регулировать тактику целеполагания, корректируя в ситуации оценивания уровень притязаний, и, тем самым, сохраняя и стабилизируя самооценку, формируя опыт подконтрольности, управляемости собственных реакций в ситуации оценочного стресса.

 

Литература

1.   Братусь Б.С. О механизмах целеполагания // Вопросы психологии. – 1977. – № 2. – С. 121-124.

2.   Братусь Б.С. Психологические особенности уровня притязаний и выбора целей при психопатиях // Журнал невропатологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. – 1976. – № 12. – С. 1825-1828.

3.   Братусь Б.С., Павленко В.Н. Соотношение структуры самооценки и целевой регуляции деятельности в норме и при аномальном развитии // Вопросы психологии. – 1986. – № 4. – С. 146-155.

4.   Выготский Л.С. Психология развития человека. – М.: Смысл, 2005.

5.   Зейгарник Б.В. Исследование уровня притязаний у психически больных // Журнал невропатологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. – 1972. – № 72(11). – С. 1656-1658.

6.   Зейгарник Б.В. Опосредствование и саморегуляция в норме и патологии // Вестник Московского университета. – Сер. Психология. – 1981. – № 2. – С. 9-15.

7.   Зейгарник Б.В. Основы патопсихологии. – М.: Изд-во Московского ун-та, 1973.

8.   Зейгарник Б.В., Братусь Б.С. Очерки по психологии аномального развития личности. – М.: Изд-во Московского ун-та, 1980.

9.   Зейгарник Б.В., Николаева В.В. Патопсихология давно сделала свой выбор // Психологический журнал. – 1984. – № 5(2). – С. 122-123.

10.   Зейгарник Б.В., Рубинштейн С.Я. О некоторых дискуссионных вопросах патопсихологии // Вопросы психологии. – 1970. – № 16(1). – С. 121-128.

11.   Леонтьев А.Н. Проблемы развития психики. – М.: Мысль, 1965.

12.   Лурия А.Р. Природа человеческих конфликтов. – М.: Когито-Центр, 2002.

13.   Николаева В.В. Рубинштейн С.Я. О вкладе развития патопсихологии // Журнал клинической и специальной психологии. – 2012. – № 1.

14.   Николаева В.В., Соколова Е.Т., Спиваковская А.С. Спецпрактикум по патопсихологии. – М.: Изд-во Моск.ун-та, 1979.

15.   Практикум по патопсихологии / под ред. Б.В. Зейгарник, В.В. Николаевой, В.В. Лебединского. – М.: Изд-во Московского ун-та, 1987.

16.   Рубинштейн С.Я. О развитии патопсихологии // Психологический журнал. – 1983. – Том 4. – № 2. – С. 94-103.

17.   Сагалакова О.А., Труевцев Д.В. Метакогнитивные стратегии при социальном тревожном расстройстве // Вектор науки Тольяттинского гос. ун-та. – 2012. – № 1(8). – С. 254-257.

18.   Сагалакова О.А., Труевцев Д.В. Опросник социальной тревоги и социофобии [Электронный ресурс] // Медицинская психология в России: электрон. науч. журн. – 2012. – N 4 (15). – URL: http://medpsy.ru

19.   Сагалакова О.А., Труевцев Д.В. Опосредствование и нарушение произвольной регуляции в патогенезе фиксированных форм поведения // Сборник материалов IV Сибирского психологического форума «Ценностные основания психологии и психология ценностей» (16-18 июня 2011 г.). – Томск: Томское университетское издательство, 2011. – С. 213-215.

20.   Сагалакова О.А., Труевцев Д.В. Метакогнитивная модель социального тревожного расстройства // Известия Алтайского государственного университета. – Барнаул, 2012. № 2/1. – С. 59-63.

21.   Сагалакова О.А., Труевцев Д.В. Социальное тревожное расстройство в структуре личностно-аномального синдрома: когнитивные схемы и нарушение селективности внимания // Известия Алтайского государственного университета. – Барнаул, 2010. № 2. – С. 78-82.

22.   Сагалакова О.А., Труевцев Д.В. Социальные страхи и социофобии. – Томск: Изд-во Томский государственный университет, 2007. – 210 с.

 

 

Ссылка для цитирования

УДК 616.895-07

Сагалакова О.А., Труевцев Д.В. Экспериментально-патопсихологическая модель и диагностика социального тревожного расстройства [Электронный ресурс] // Медицинская психология в России: электрон. науч. журн. – 2012. – N 6 (17). – URL: http://medpsy.ru (дата обращения: чч.мм.гггг).

 

Все элементы описания необходимы и соответствуют ГОСТ Р 7.0.5-2008 "Библиографическая ссылка" (введен в действие 01.01.2009). Дата обращения [в формате число-месяц-год = чч.мм.гггг] – дата, когда вы обращались к документу и он был доступен.

 

В начало страницы В начало страницы

ОБОЗРЕНИЕ ПСИХИАТРИИ И МЕДИЦИНСКОЙ ПСИХОЛОГИИ

им. В.М. Бехтерева


Попов Ю.В., Пичиков А.А. Особенности суицидального поведения у подростков (обзор литературы)


Емелина Д.А., Макаров И.В. Задержки темпа психического развития у детей (обзор литературных данных)


Григорьева Е.А., Хохлов Л.К. К проблеме психосоматических, соматопсихических отношений


Деларю В.В., Горбунов А.А. Анкетирование населения, специалистов первичного звена здравоохранения и врачей-психотерапевтов: какой вывод можно сделать о перспективах психотерапии в России?

Серия 16

ПСИХОЛОГИЯ

ПЕДАГОГИКА


Щелкова О.Ю. Основные направления научных исследований в Санкт-Петербургской школе медицинской (клинической) психологии

Cамые читаемые материалы журнала:


Селезнев С.Б. Особенности общения медицинского персонала с больными различного профиля (по материалам лекций для студентов медицинских и социальных вузов)

Панфилова М.А. Клинический психолог в работе с детьми различных патологий (с задержкой психического развития и с хроническими соматическими заболеваниями)

Копытин А.И. Применение арт-терапии в лечении и реабилитации больных с психическими расстройствами

Вейц А.Э. Дифференциальная диагностика эмоциональных расстройств у детей с неврозами и неврозоподобным синдромом, обусловленным резидуально-органической патологией ЦНС

Авдеева Л.И., Вахрушева Л.Н., Гризодуб В.В., Садокова А.В. Новая методика оценки эмоционального интеллекта и результаты ее применения

Яндекс цитирования Get Adobe Flash player